– Я железками на гражданке постучу. Хочу быть настоящим солдатом.
Дыхнилкина никуда не сватали. Он сам лез с расспросами к каждому новому офицеру, заглянувшему в карантин:
– Вы не со склада? Может быть, из столовой? Я хорошо продукты развешиваю. А возможно, вы из лазарета? Так я любого раненого один могу поднять. В речном порту грузчиком работал.
Странно: гордый, красивый Соболевский и этот тип оказались чем-то похожими друг на друга. Правда, они «нанимаются» по-разному. Вадим веско, будто делает одолжение; Дыхнилкин юлит, заискивает.
Ловко его осадил однажды каптенармус Панченко. Дыхнилкин пытался уговорить майора, прибывшего из штаба полка:
– Я любое донесение за миг доставить могу. Одна нога здесь, другая там.
– В этом нет надобности, - пояснил майор, - не те времена. Сейчас донесения по радио передают, на вертолетах или на мотоциклах доставляют.
– Так я же прирожденный мотоциклист! - воскликнул Семен, сияя от счастья. - Мое сердце на три метра впереди мотоцикла летит…
– У вас есть права? - спросил майор.
– Прав нет. Но мотоцикл - это моя стихия. Я его за два часа выучу.
Майор улыбнулся - понял, с кем имеет дело. Вот тут каптенармус Панченко, у которого Дыхнилкин пытался однажды «закосить» лишнее одеяло, сказал:
– И чего ты зря беспокоишься? Половина службы у тебя пройдет в отдельной комнате со всеми удобствами.
– Это где же? - поинтересовался Семен.
– На гауптвахте, - ответил Панченко и, смешливо блеснув глазами, удалился в каптерку.
Гляжу на бескрайнее море песка. Так непривычно видеть волны неподвижными! Они должны колыхаться, бить в берег. А тут настоящее море, огромное, только мертвое. Будто в сказке Змей Горыныч взмахнул костлявой рукой и повелел: «Замри, море!» И остановились волны вскинутыми вверх.
А иногда мне кажется, что я стал персонажем научно-фантастического романа, залетел на потухшую, безжизненную планету. Вокруг настоящие космические пейзажи. Как на Луне! Такие мысли приходят, когда я остаюсь один лицом к лицу с пустыней. А когда слушаешь рассказы об этих местах, оказывается очень удивительной эта заплатка на земном шаре величиной в несколько европейских государств.
Читают нам лекции «Край, в котором ты служишь». Страна чудес - эти Каракумы. Оказывается, у нас под ногами бесчисленные запасы нефти и газа, а над головой столько солнечной энергии, что она могла бы соперничать со всеми электростанциями страны.
Здесь все, о чем бы ни говорили, сопровождается эпитетом «самое». Самая большая в стране пустыня, самый длинный в мире Каракумский канал, самый лучший каракуль, самый жаркий район, самое богатое месторождение солей - Кара-Богаз, самая богатая кладовая газа, самые сладкие в мире дыни, самые быстрые ахалтекинские скакуны, самые страшные в мире пауки - каракурты и самые ядовитые змеи - кобры, эфы.
А климат? В декабре в течение дня можно увидеть все времена года. Ночью выпал снег - зима. Утром начало таять, побежали настоящие весенние ручьи, они слепят солнцем. Днем - лето: жара сильнее, чем в наших краях в августе. А вечером подул холодный, пронизывающий ветер, тяжелое серое небо повисло над землей, мелкий скучный дождь поглотил все - настала осень.
Интересный край. Но почему-то, когда я смотрю на бесконечные барханы, тоска гложет сердце. Не хочется разгадывать никакие тайны. Хочется в обычные, хорошо знакомые российские просторы, где колышутся поля пшеницы, шумят леса, текут тихие речки…
Вышел я из библиотеки. Слышу, где-то рядом звучит пианино. Отправляюсь на поиски. В пустом летнем клубе на сцене одинокий музыкант. Ни души рядом. Играет для себя. Играет печальное танго. Мне знакома мелодия еще по школе. Знаком и исполнитель. Это Вадим Соболевский.
Я вспоминаю обрывки фраз. Всю песню не знаю, импровизирую:
Будет ветер, туман,
Непогода и слякоть…
Вид усталых людей,
Вид угрюмой земли…
Ах, как хочется мне
Вместе с вами заплакать,
Перестаньте рыдать
Вы, мои журавли…
Гляжу на окружающую городок пустыню, казенные, похожие на бараки казармы, утоптанный до блеска солдатскими сапогами полковой двор… Тоска вкрадчивой рукой начинает сжимать мое сердце.
Да, угодили мы, хуже некуда! Действительно, хочется плакать вместе с журавлями.
Тут я почувствовал, что стою не один. Оглянулся. Рядом офицер, старший лейтенант, чистенький, затянут ремнями. Тоже слушает. Приложил палец к губам, чтоб я словом не спугнул пианиста. Долго стояли мы так. Только теперь я музыку не слушал. Пропала интимность. Мне мешал второй человек. А я ему, видно, не мешал. Офицер слушал с удовольствием. Потом глянул на часы, с сожалением качнул головой. Показал мне большой палец: здорово, мол, играет. Прежде чем уйти, спросил тихо:
– Знаете его?
– Вместе в школе учились, - с тайной гордостью ответил я. - Соболевский Вадим.
– Это хорошо. - (Я не понял, что в этом, собственно, хорошего.) Офицер мечтательно продолжал: - Скучает… О доме, о маме, о девушке.
Я смолчал. Мне думалось, что Вадим не о родителях и даже не о девушке скучает. Не было у него такой - единственной. Скучает вообще. Что-то не удовлетворяет его в жизни.
– А ваша как фамилия? - вдруг спросил офицер.
– Агеев Виктор.
– Хорошо.
Я не выдержал, улыбнулся:
– А что, собственно, хорошо?
Старший лейтенант удивленно глянул на меня: как, мол, не понимаешь такой простой вещи? И пояснил:
– Тонкий вы народ. С вами интересно… Хотите, я вас в свою роту после карантина возьму?
– Нам все равно, где служить, - набивая себе и Вадиму цену, сказал я.
– Самодеятельность отличную организуем, - продолжал горячо офицер. - Моя фамилия Шешеня, я замполит четвертой роты. - Он опять глянул на часы. - Проситесь ко мне, я тоже со своей стороны посодействую. - Он ушел.
Вадим в это время уже не играл и слышал конец разговора. Спросил меня лениво:
– Чего он хочет?
– К себе в роту зовет. Он замполит.
Глаза у Вадима чуть-чуть оживились.
– Может быть, у него полегче будет?
– Давай попробуем, - согласился я, - нам терять нечего. Хорошо бы Степана Кузнецова прихватить.
Вадим скривил губы:
– Чего ты нашел в этом вахлаке?
Я промолчал. Неприязнь у Вадима со Степаном обоюдная.
Много читают нам различных лекций. Мне больше нравятся познавательные. Недавно рассказали об истории Туркмении. Оказывается, в этой пустыне бушевали страсти. Да и пустыня выглядела иначе. Амударья впадала в Каспийское море совсем недавно, всего десять тысяч лет назад. Поля и сады зеленели на месте нынешних барханов. Огромные урожаи давали земли. Разным завоевателям не терпелось прибрать эти богатства к рукам. Здесь побывали Александр Македонский, парфяне, персидские шахи, арабские султаны. В древности местные жители исповедовали зороастризм - религию более раннюю, чем христианство и ислам. В VII веке пришли арабы, разрушили города и храмы, а всех жителей насильно превратили в мусульман. Попробуй сейчас какому-нибудь верующему старику сказать, что его предков не так уж давно насильно сделали мусульманами, - ни за что не поверит!
После арабов налетел со своими ордами Чингисхан. Ох и покуролесил этот кровопийца! Миллионами уничтожал людей. Младший сын Чингисхана - Тулихан крупнейший город Мерв сровнял с землей, все жители были истреблены, а жило в том городе более семисот тысяч человек.
После монголов жег Среднюю Азию Железный Хромец Тамерлан. И этот завоеватель свой путь уложил тысячами трупов. Из отрубленных голов пирамиды выкладывали. Долгие годы после смерти Тамерлана женщины пугали детей его именем.
Многие века воевали между собой эмиры, беки и шахи, а воинами, которые добывали им власть и богатство, были землепашцы и чабаны, превращенные в солдат. Им бы мирно трудиться. Какая разница простому человеку, кто с него сдирает три шкуры: хан Ахмад, бек Хасан или эмир Юсуф?! Так нет же - иди проливать кровь, чтоб посадить себе на шею нового властелина!
Кровавые распри продолжались бы и по сей день, но спасла Октябрьская революция. Она избавила здешние народы и от другой беды: если бы не Советская власть, давно бы тут качали нефть англичане или американцы.