— Почему всё повторяется? — спросил я. — Почему мы едем по кругу?
— Потому что круг не разорван, — сказала Ольга. — Ты думаешь, время — это прямая? Линия от прошлого к будущему? Нет. Оно может сворачиваться. Как плёнка, которую перекрутили. Ты — место разлома.
Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. Эти слова были слишком точными, слишком жуткими, чтобы быть случайными.
— А если я хочу выйти из этого круга? — спросил я.
Ольга усмехнулась. Её улыбка была пугающей — холодной, механической, как у манекена.
— Ты уже вышел. В 1993 году. Просто не заметил.
Я затормозил так резко, что ремень безопасности врезался в грудь. Машина остановилась. Я повернулся к Ольге, чувствуя, как злость и страх бурлят внутри, как вода в закипающем чайнике.
— Что ты хочешь этим сказать? — прошипел я. — Что я мёртв? Что я призрак? Что я застрял в прошлом?
Она не ответила. Вместо этого она указала пальцем на зеркало заднего вида. Я посмотрел туда и замер. В зеркале был я. Но не я. Старше. Уставший. С пустыми глазами. Он смотрел на меня так, будто знал что-то, чего я не знал.
— Это ты, — сказала Ольга. — В будущем. Тот, кто уже смирился.
Я закрыл глаза. Потом открыл. Зеркало было пустым. Но чувство, что там кто-то есть, не исчезло. Оно осталось. Как заноза в памяти.
— Мы должны найти выход, — сказал я, снова заводя машину. — Должен быть способ выбраться из этого.
— Выход есть всегда, — ответила Ольга. — Просто ты не готов его увидеть.
— Что это значит?
— Это значит, что ты цепляешься за обрывки. За тени. За «что, если бы…». За дороги, которые не свернули туда, куда нужно. Ты никогда не отпускал. Ни отца, исчезнувшего в дымке девяностых. Ни себя того, юного и наивного, верившего, что дорога ведёт куда-то, а не просто уходит из ниоткуда в никуда. Ни Аню, её смех, её красное платье, оставившее лишь запах мокрого асфальта и этот проклятый красный зонт.
Я почувствовал, как горло сжалось. Каждое её слово попадало точно в цель, как пуля.
— Ты права, — прошептал я. — Я не отпускал. Но что теперь? Что я должен сделать?
Ольга положила руку на мою. Её прикосновение было холодным, как лёд.
— Ты должен выбрать. Остаться здесь или вернуться. Но знай: каждый выбор имеет последствия. И не все они — хорошие.
Я кивнул. В этот момент я понял, что выбор уже сделан. Давно. Может быть, в тот день, когда я потерял отца. А может быть, ещё раньше. Когда решил, что буду снимать. Что буду искать ответы.
Но теперь я знал одно: сон на ходу — это не ошибка. Это способ проснуться. Или навсегда остаться во сне.
Я нажал на газ. Машина рванула вперёд. Сквозь туман. Сквозь память. Сквозь время.
Потому что теперь я знаю:
сон на ходу — это не ошибка.
Это — способ выжить.
Это — попытка проснуться.
Это — последний дубль.
Или первый.
Зависит от того, с какой стороны смотришь.
Глава 13. Письмо, которого не было
Я остановился у обочины — не потому, что устал, а потому что внутри всё заскрежетало, как старая коробка передач. Если бы поехал дальше, разорвался бы прямо за рулём. Машина дышала тяжело, мотор сипел, словно старый астматик, — и это странно совпадало с моим собственным дыханием.
Я потянулся к рюкзаку за водой, но застыл: молнии были расстёгнуты, хотя я их точно застёгивал. На самом верху лежал конверт — жёлтоватый, плотный, будто из другой эпохи. На нём размашистым почерком было написано: «Вскрыть после моей смерти».
— Очень смешно, — пробормотал я. — Прямо хоррор девяностых. Не хватает VHS-кассеты с проклятой девочкой.
Ольга повернулась ко мне. В её взгляде не было ни удивления, ни страха — только усталая жалость.
— Не открывай, — сказала она тихо.
— И что мне теперь? — усмехнулся я, чувствуя неприятный холод в груди. — Хранить до конца жизни, а потом завещать племянникам?
— Просто… не открывай.
Естественно, я вскрыл.
Внутри оказалась фотография. Чёрно-белая, выцветшая, с неровными краями. На ней — мои похороны. Я лежал в гробу, с венками и крестом, среди мрачных лиц родственников, которых даже не узнал. Внизу стояла дата: «23.09.1993».
Снимок выпал из рук, будто обжёг.
— Ну и шуточки, — прошептал я скорее в пустоту, чем к Ольге.
— Это не мои, — отрезала она. — Это твои.
— Мои? — я рассмеялся слишком громко и фальшиво. — Да я даже такие даты не пишу — у меня почерк уровня врача после дежурства.