«Не бей зеркало».
Сердце провалилось в бездну. Я захлопнул дневник, но звук щелчка разнёсся по салону, будто я захлопнул тяжёлую дверь в бункер.
Радио ожило. Без проводов, без антенны — просто вспыхнуло красным и заговорило. Голос был мой, но глухой, приглушённый, будто из-под толщи бетона:
— Ты уже сделал это. Ты уже ударил. Ты уже оставил след. Теперь смотри.
Экран на панели вспыхнул. На нём я держал руль обеими руками. И кровь, густая и жирная, текла прямо сквозь мои пальцы, заполняя экран до краёв.
— Доволен? — спросила Ольга. — Ты так хотел доказательств.
— Это монтаж, — прошептал я. — Это должен быть монтаж…
— Монтаж и память — одно и то же, — сказала она. — Разница лишь в том, кто смотрит.
Внезапно всё стихло. Ни радио, ни «туков», ни капель. Абсолютная, могильная тишина.
И тут я заметил «Зенит» на пассажирском коврике. Он включился сам, хотя плёнки в нём не было уже сто лет. В его чёрном зрачке-объективе я увидел своё отражение. И кровь. Но не на руле, не на руках — на лице. Всё моё лицо было залито ею, и глаза из-под этой маски смотрели прямо на меня, полные немого ужаса.
Я попытался отвернуться, но не смог. Взгляд был прикован.
— Видишь? — прошептала Ольга. — Вот почему нельзя было бить. Ты расколол не меня. Ты расколол самого себя.
Я сорвался, ударил камеру ногой. Пластик разлетелся на осколки, но красная точка REC продолжала гореть на одном из них, как дьявольский глаз.
Я закрыл глаза, вцепившись в руль. Машина неслась вперёд, но казалось, что мы стоим на месте.
— Хватит, — сказал я сам себе. — Хватит крови. Хватит зеркал. Хватит лжи.
И тут дневник сам открылся на последней странице. Там не было фото. Лишь одна-единственная строка, выведенная моим почерком:
«Если видишь кровь — это последний дубль.»
Я выдохнул. Пальцы дрожали, сердце колотилось, пытаясь вырваться наружу.
И тогда до меня дошло: кровь исчезнет, Ольга не ответит, дневник перепишется. Но дубль останется. И этот дубль — и есть я.
— Значит, я и есть последний дубль, — сказал я в полную, беззвучную пустоту.
Ответом мне стало зеркало заднего вида. В нём я по-прежнему сидел и улыбался. С пустыми глазами. С лицом, залитым чужой кровью. С моим лицом.
Глава 18. Тот, кто стучит
Я проснулся от стука.
Не громкого — скорее осторожного, будто кто-то проверял, жив ли я вообще. Три коротких «тук», пауза, ещё два. Словно код, который я не помню, но когда-то знал.
Я рывком сел. За стеклом — ничего. Машина стояла на обочине, укутанная туманом. Ольга рядом спала — или делала вид. Внутри было так тихо, что я слышал собственное дыхание.
— Кто там? — прошептал я, даже не надеясь на ответ.
Стук повторился. На этот раз прямо возле уха, в стекло водительской двери. Я резко повернул голову — и никого. Только ночь, чёрная, плотная, будто за окном не воздух, а бархат.
Я выдохнул, провёл рукой по лицу и вдруг заметил, что пальцы дрожат. И именно в этот момент меня охватило самое мерзкое: ощущение, что кто-то наблюдает изнутри машины, а не снаружи.
Я включил фары — лучи выхватили лишь пустую трассу, серый асфальт и километровый столб. Ноль. Опять ноль.
Стук прекратился, но тишина стала ещё тяжелее.
— Просыпайся. — Я толкнул Ольгу.
Она открыла глаза слишком быстро, словно вовсе не спала.
— Слышала?
— Ничего, — ответила она без выражения. — Никого.
Я хотел спорить, но слова застряли в горле. Бесполезно.
Наутро солнце пробивалось сквозь туман, будто пыталось прожечь дыру. Я вышел из машины размять ноги и застыл.
На двери, рядом с моим сиденьем, отчётливо темнел след. Маленькая ладонь. Детская. С разводами влаги, как будто кто-то только что приложился и убежал.
Я провёл по отпечатку пальцами — тёплый.
— Ты видишь это? — крикнул я, зовя Ольгу.
Она подошла, посмотрела — и покачала головой.
— Там ничего нет.
— Ты слепая или врёшь? — Я сжал кулаки. — Это же Аня.
Имя сорвалось само, будто его держали под замком и замок вдруг проржавел.
Ольга нахмурилась.
— Не выдумывай. Никогда не было никакой Ани.
Я отшатнулся, будто она ударила. Воспоминание вспыхнуло ярко: красный зонт, детский смех, круги мелом на асфальте.
Я достал камеру. Плёнка трещала, сопротивляясь, но я прокрутил её. На кадрах была ночь. Машина. И… силуэт девочки у окна. Маленькая фигурка, волосы прилипли к щеке, глаза смотрят прямо в объектив. Чётко, отчётливо.
Я выронил камеру. Сердце заколотилось так, что казалось — сломает рёбра.
Ольга подняла её, мельком взглянула и снова вернула мне.