Камера продолжала шуметь. Я нажал «Rec» просто чтобы уцепиться за ритуал. На экране по снегу поползли полоски, сложились в строчку — не буквы, а чужая метка, как царапина: 23.09.93. И сразу — обратно в белое.
Имя снова попыталось всплыть. Я поймал его, как мяч в бассейне, — скользящий, чужой. М… ар… — сорвалось. Не удержал.
— Если я забуду всё, — сказал я Ольге, — кто поведёт?
Она ответила длинно и холодно, но в середине фразы вспыхнуло русское, как лампа в тамбуре:
— Я.
— Ты? — Я криво улыбнулся. — А ты кто?
Она задумалась на долю секунды. Снежный язык в её устах зазвучал мягче, и из него вытаяли ещё два понятных слова:
— Твой проводник.
— В ад или из ада? — не удержался я.
Она не ответила. Вместо ответа — снова коснулась губ. Лёд. Вены скрутило тонкими узлами, которые тут же превратились в нули и развязались сами.
— Ладно, — сказал я. — Снимаем дубль без имени.
Я повёл машину. Мир вокруг окончательно стал двухцветным — чёрные стволы, белые поля. Ни одного оттенка. Даже страх — серый. Даже шутки — серые. Только цифры на столбах то появлялись, то исчезали, и каждый раз, когда я моргал, где-то на грани зрения вспыхивала надпись НЕ ПОДХОДИ. Я моргал реже.
Рамка на коленях тянула взгляд, как яма. Я заглянул ещё раз: в глубине зеркала дорога уже дошла до «Волги». Внутри неё — пусто. Или наоборот — слишком много. На сиденье лежал мой диктофон. На руле — мои руки. В зеркале — не моё лицо. Я отдёрнул взгляд, словно обжёгся.
— Я — между, — напомнил я себе. — Между нулём и нулём.
— Почти, — сказала Ольга.
— Почти — это где?
Она посмотрела прямо, туда, где туман на секунду стал гуще, — в зенит белого. И прошептала на русском:
— Там, где ты перестанешь выбирать.
Я хотел возразить, но в этот миг камера выдала звук. Не шум — паузу. Плотную, как глыба. А за ней — детское:
«Папа…» И тишина. Белая, как на фото без проявления.
Я прижал педаль. Километровый столб слева чисто показал 0. Второй — тоже 0. Третий — 0. Мир упростился до идиотизма: ноль, ноль, ноль. Любая попытка найти единицу — смех.
— Мы там, — сказал я. Даже без имени — я знал. — Мы у Ноля.
Ольга закрыла глаза. На ресницах метнулся ледяной иней. Я подумал: сейчас она скажет своё «позже» — и мы опять застрянем между. Но она наклонилась ко мне — последнее прикосновение, ещё холоднее прежнего, как печать на конверте, и внятно шепнула одним дыханием:
— Дальше — без меня.
Я кивнул. Странно — без имени — но я понял, что это и есть ответ, которого я всё время хотел. Впереди туман перекатывался плотными валиками; в глубине тумана в зеркале рамы — разбитая «Волга» уже распахнула дверь.
Камера щёлкнула сама собой и показала только одно слово, чёрным по белому, как титр: ПРОСНИСЬ.
— Позже, — машинально сказал я. И впервые услышал, как это «позже» звучит не как отсрочка, а как команда старту.
Машина въехала в молоко. Мир схлопнулся в абсолютную беззвучность. Даже сердце перестало хлопать — просто поставило точку.
Ноль.
Глава 2 °Cнова Ноль
Туман сгущался, вжимался в уши, как вата. Машина двигалась вслепую, и всё же я знал точно — мы на месте. В груди было странное чувство: не сердце билось, а метроном отсчитывал такт в такт колёсам.
Впереди проступил тёмный силуэт. Нечто громоздкое, перекошенное, обугленное временем. «Волга». Та самая.
Я резко затормозил. Колёса не скрипнули — звук будто отрезали. Туман расступился ровно настолько, чтобы явить: машина стоит поперёк дороги, как мёртвый зверь, давно истлевший, но всё ещё не рухнувший. Лобовое стекло пробито, крыша вмята, металл пережжён ржавчиной.
Я открыл дверь и вышел. Воздух был густым, им приходилось давиться. Каждое движение давалось с трудом, но ноги сами понесли меня к «Волге».
Внутри — труп.
Я застыл, вцепившись в дверцу. На водительском сиденье сидел я сам. Волосы короче, куртка из девяностых, джинсы «Монтана», на ногах — кеды, помнящие школьный двор. Лицо поблёкшее, но своё. Щёки ввалились, глаза закрыты. Руки на руле, на котором засохли чёрные корки крови.
Я шагнул ближе. Труп наклонился вперёд, будто собирался тронуться. Нос уткнулся в треснувшее стекло, на губах застыла тонкая полоска улыбки — слишком усталая для живого.
Я поднял руку, хотел дотронуться до плеча. Внутри всё сопротивлялось, но я должен был. Должен был убедиться.
Секунда — и я отдёрнул пальцы. Холод пробежал по коже, хотя я ещё не коснулся. Я понял: стоит дотронуться — и круг замкнётся.
Позади послышались шаги. Ольга вышла из машины и остановилась рядом. Она смотрела на труп спокойно, как на неизбежность.