Радио на тумбочке ожило, как домашний зверёк, про которого забыли. Шум, треск — и голос диктора, знакомый, как утренний гимн:
— «…на трассе М-10 произошла авария…»
— Достаточно, — сказал я радиоточке и выключил её. Пальцы сами нашли нужный рычажок.
— Видите, — удовлетворённо сказала Ольга. — Роль даётся.
— Вы прекрасно знали, что я это сделаю, — сказал я. — В этом и номер: вы знаете ходы быстрее, чем я их придумываю.
— Я много раз смотрела этот фильм, — сказала она, и на секунду в голосе промелькнула усталость. — Вы — впервые.
Я сел на край кровати, упёршись ладонями в матрас. «Зенит» тяжело лежал рядом, как камень, привязанный к щиколотке. На календаре — 23 сентября 1993 — будто прибивали гвоздём каждый раз, когда я пытался сорвать лист.
— И что дальше? — спросил я. — Декорации — белые, роль — задана, зеркало — с подвохом. Финал у нас какой?
— Финал зависит от того, кого вы назовёте в следующей сцене, — сказала Ольга. — Себя? Или его?
— Вы судья? — спросил я.
— Проводник, — сказала она. — Судьи сидят по другую сторону стекла.
Я поднялся, морщась от хруста в спине — этот звук никогда мне не принадлежал. Подошёл к зеркалу снова — и намеренно открыл рот.
— Меня зовут… — сказал я и остановился. Внутри всё завязалось узлом. Казалось, если скажу не то — нитка оборвётся.
В отражении его губы дрогнули, ожидая подсказки.
— Меня зовут… — повторил я. На стене календарь щёлкнул невидимой пружиной. — …Марк.
Уголки его губ в зеркале вздрогнули, но не послушались. Он шевельнул губами: «Валерий». И это было хуже любого удара.
— Видите? — шепнула Ольга у плеча. — Здесь не верят словам. Здесь верят тому, кто их произносит.
— Значит, меня проверяют на подлинность? — спросил я, вытирая ладонью лоб. Ладонь — холодная, чужая.
— Значит, вас просят вспомнить без камеры, — сказала она. — И без зеркала.
За дверью прошуршал коридор, колёса каталки прошли, как гроза; кто-то кашлянул; кто-то сказал: «тридцать в седьмую». Всё это звучало как шум старого фильма — и всё же держало на плаву. Я вдруг понял: могу дышать — и это уже сюжет.
— Пять минут прошли? — спросил я.
— Почти, — сказала она. — Осталось признать очевидное.
— И что очевидно?
Ольга улыбнулась — я почти поверил в тепло в этой улыбке.
— Что играя чужого, вы сможете выйти собой. Но только если не сорвёте дубль.
Я сел обратно на койку. Сестра аккуратно подправила мне одеяло, пока я не видел, и шепнула, уже уходя:
— Пейте воду, Валерий Николаевич. И не волнуйтесь. Завтра всё будет лучше. Вы снова вспомните.
Я хотел крикнуть ей в спину, но только подумал: здесь «завтра» — это петля.
На тумбочке «Зенит» тихо щёлкнул — как зубами во сне. Я положил на него ладонь.
— Хорошо, — сказал я белой комнате, белой лампе, белому календарю. — Играть, так играть.
И впервые за день стало не страшно, а работно: будто я вошёл на сцену, где мизансцена уже расставлена, и осталось — дыхание, пауза, слово.
— Начнём с репетиций, — добавил я и встретил взгляд Ольги. В нём не было одобрения — только кивок: «поехали».
За стеной кто-то выключил радио. Тишина стала чистой, как новый лист. На нём чётко читалось заглавие следующей сцены: «Проснись — ещё раз».
Меня возили по отделению, как реквизит: каталка, белые стены, двери с маленькими прямоугольными окнами, в которых отражался один и тот же мужчина — я, но постаревший, присыпанный гипсом лет. На каждом повороте висел тот же календарь, та же дата — 23 сентября 1993 — будто её размножили на ксероксе и прибили ко времени мебельными скобами. Иногда рядом с датой была заметка от руки: «План обхода», «Кровь — анализ», «Режим — строгий», и каждый раз я улыбался: режим у них белый, как шум.
Меня привезли в процедурный, посадили. Напротив — стол, за столом двое: тот лысоватый врач с блокнотом и женщина в очках, чьи «мм-гм» кивали аккуратнее, чем голова. Между нами — стакан воды, бумажный лоток с таблеткой, как крошечная белая планета.
— Имя? — спросил блокнот.
— Марк, — ответил я, глядя прямо. — Грошев.
— Фамилия совпадает, — сказала женщина, не поднимая глаз. — Прогресс.
— Дата? — спросил блокнот.
— 23 сентября 1993, — произнёс я, не отрывая взгляда от календаря за их спинами. — У вас это написано на каждой стене.
— Где вы находитесь? — блокнот был терпелив.
— В больнице. В павильоне съёмок. В собственной голове, — перечислил я. — Выбирайте любое.