«Да, чувствуется, любят здесь президента корпорации взасос!» – отметил про себя Ленар.
Охранники недовольно поморщились на титул своего нанимателя, но отошли в сторону, не желая конфликтовать с офицером в парадной форме.
– Позвольте!
Городовой уверенной рукой без стука открыл дверь в гримёрную.
У столика с зеркалом сидел маэстро Серж. В глубине, на банкетке, обтянутой фиолетовым бархатом с золотой нитью, потягивала чай из фарфоровой чашки Малефик. Ленар кивнул Сержу и через его голову обратился к танцовщице:
– Всё, госпожа Малефик, в полном порядке и даже лучше. Можете не беспокоиться, я абсолютно обо всём договорился.
Удивлённый наглостью Серж вспыхнул.
– Что всё? И почему вы говорите загадками? Малефик в чём дело? Что это значит!
– Извините маэстро Серж, но иначе я совсем бы не успел передать сообщение вашей партнёрше об удачном разрешении её дела. Вам сейчас нет нужды кипятиться. Выступление через пять минут. Уже второй звонок. Вы идёте первыми.
– С какой стати? Пока не расскажите в чём дело, мы не останемся здесь.
– Хорошо, сейчас объявлю зрителям о вашем отказе в связи с болезнью. Сердце, например, прихватило. Убеждён, публике понравится такой бюллетень.
– Малефик, он о чём? Ленар, вы забываетесь! Раздавлю.
На крик из-за спины Ленара высунулся городовой с озабоченным лицом.
– Не бери в голову Серж! – Малефик внимательно посмотрела на своего партнёра и аккуратно поставила пустую чашку. – Это мои личные дамские тайны. Тебя здесь совершенно ничего не касается. Перестань скандалить. Надо бежать на сцену. Потом всё расскажу. Идём быстрее, – с этими словами Малефик увлекла за собой озадаченного непонятным договором мужчину.
Софиты неприятно резали глаза, профессиональным чутьём Серж понимал, что кандженге выглядит целлофановым. Весёлый народный танец лишился импровизации. И всему виной невинное сообщение, тайна которого просто-напросто намертво засела в голове Сержа, отвлекая от выступления, словно надоедливое насекомое, готовое ужалить в самый неподходящий момент.
Не успели зайти за кулисы, как Серж продолжил допрос:
– Подожди, Малефик, всё же о чём говорил Ленар перед выступлением?
– Ты опять! – с плохо скрываемым раздражением, отреагировала Малефик и прошла в комнату с овальным окном. По поверхности наностекла, набиравший силу, ветер проносил змеящиеся дорожки песка, издавая сухой шелест.
– Что значит опять? За моей спиной ты о чём-то договариваешься с конкурентами, и я ещё не должен знать?! Отлично!
Серж, подошёл и повернул к себе женщину. Малефик вырвалась, сделав два шага, встала к окну боком. Свет солнца прерывался раскачивающимися на горизонте колоннами пыльных смерчей, грозно ощетинившимися вспышками молний.
– И что дальше?
– Рассказывай о чём договорилась с Ленаром! Немедленно!
– И не собираюсь. Ты что решил скандал устроить. Тогда тебе надо, ты и танцуй!
– Извини, дорогая, но сама подумай! Это касается не только тебя, почему я не должен знать?
– Слушай, оставь меня в покое. Мне необходимо привести себя в порядок перед выступлением! Всё потом. А сейчас дай мне успокоиться!
Малефик прошла к столику и налила себе чай, всем своим видом показывая, что больше говорить на эту тему не хочет.
– Отлично, но мы вернёмся к этому разговору, – твёрдым голосом пообещал маэстро, не желая исполнения саботажа. – Скоро наш танец. Готовься! – напомнил, выходя в коридор.
В разряженной атмосфере Марса летние бури безвредны, но начиналась осень и сильный ветер поднял пыль, чтобы раскрутить настоящий ураган. В серо-красных облаках вспыхивали разряды статического электричества, наполняя тревожным ожиданием долину Кидония.
Князь Павел относился к династическому браку, как к необходимому злу. Помолвка никак не отразилась на его личной жизни, более того, придала ей направление. Теперь у него появилась цель – завершить дело свадьбой и избавиться от диктата корпорации HELIUS. Что касается отношений, то приходилось подавлять в себе усилием воли необъяснимую неприязнь к рыжеволосой, излишне энергичной, на его взгляд, принцессе.
Тем не менее они были мужчиной и женщиной. Необходимость двигаться под музыку в едином ритме заставляла Павла играть несуществующие чувства. Именно холодное безразличие князя вызывало у зрителя отклик, здесь жила интрига, побуждая дорисовывать недостающие детали. Воображение начинало придумывать совсем особенные вещи, о которых, может быть, исполнители и не догадывались, но являлись причиной совершенно индивидуальных переживаний. Танго в их прочтении приобрело необычное восприятие, оно стало многозначным.