Марта обернулась, продолжая что-то говорить, и Ирину захлестнуло волной исходившего от нее обаяния.
- Тебе там что-то принесли из стола справок, - вспомнила она, и та кивнула в ответ, продолжая тихий разговор.
Поболтавшись по коридору, Ира вернулась в палату, получив попутно нагоняй от медсестры: «Почему не в маске?». Телефонный распил деда продолжался, пришлось отгородиться от мира спасительными наушниками.
Санитарочка Оля пришла перед сном – помогла бабушке Анне надеть на ночь памперс, потом сбегала за тряпкой и вытерла с тумбочки сок, пролитый нетвердой старческой рукой.
- Слышишь? – вопрос бухнувшейся на свою койку Марты Ирина скорее не услышала, а прочитала по губам. Хорошие все-таки наушники…
- Я говорю, большое сердце у нашей Оли, - Ира согласно кивнула. Она и сама заметила, как внимательна девушка к больным, среди которых много тяжелых, и всегда спокойная, с улыбкой. Даже в первый свой день в больнице, когда сама себя помнила с трудом, заметила улыбчивую санитарку, которая и подушку поправила, и кружку казенную в пищеблоке раздобыла, водички принесла. И вот снова ее дежурство.
- Я вот думаю, - Марта отвлеклась на очередной сигнал мессенджера, помедлила, - смогла бы я вот так, как она, за чужими людьми ходить – грязь вот эта вся, боль… А ты, Ира, смогла бы?
- Даже не знаю, не задумывалась никогда, - отложила наушники в сторону Ирина. – Но я за бабушкой ухаживала лежачей, полтора года почти…
- Это свое, понимаешь, - мотнула головой собеседница. – За своими дохаживать – это прям как на роду написано: так, и не иначе. А за чужими людьми, которых первый раз видишь?
- Не знаю, вот честно. Но время, в котором мы живем… многое в нас, людях, изменило. И во все века так было, когда в Великую Отечественную санитарки солдатиков под пулями на себе тащили, когда дворянки сестрами милосердия в госпиталях становились, даже царские дочки. А мы-то с тобой, чай, не голубых кровей. Не дай Бог никому, конечно.
И они замолчали – вроде как порознь, но уже не враги.
3.
Ночью палата проснулась: поступила молоденькая девушка, почти ребенок. Она совершенно по-детски плакала, пока ставили капельницу, а затем пришло время укола – и девочка громко завопила: «Ай, ай-ай!».
- Неужели так больно? – удивилась медсестра.
- Очень, очень больно, - стенала новенькая, и по ее щекам катились громадные слезы.
- Не плачь, давай. Все хорошо будет, - сердобольная (как оказалось) Марта вручила девчуле горсть карамелек. – Тебя как зовут?
- Ника… Мне бы попить… Я сознание потеряла, страшно как…
Марта тут же сорвалась, побежала к кулеру, принесла воды в белом разовом стаканчике:
- Спи, детка. Утро вечера мудренее.
Ночью бабушка Аня катала по палате тумбочки, и в темной тишине они стучали колесами, как вагонетки – громко и резко. Зачем-то старушка перебралась на свою старую койку.
- Бабань, ты чего шебуршала, жених на новом месте не приснился? – Марта энергично потерла глаз и подставила руку сестричке – давление мерить.
- Там дует. Катала и катала, все равно никто не спит.
-Это точно, разве на перроне заснешь? – съехидничала Марта, привычно уже уткнувшись в телефон.
Спала только Ника, будто не замечая, как у нее измерили температуру, закрепили на безвольной руке манжету тонометра. И на завтрак Ира ее не смогла добудиться, каша и какао на тумбочке так и остались невостребованными. А когда пришли ставить капельницы, снова кричала, плакала, требовала ее выписать – и так каждый день, пока невозмутимая процедурная сестра не напомнила, что Ника, как взрослый человек (через неделю – девятнадцать!) имеет полное право обратиться к врачу, отказаться и от лечения, и от госпитализации. Но девушка не отказывалась, продолжая рыдать. Все вызывало у нее раздражение: разговоры по телефону с молодым человеком (он не поверил, что я в больнице, пришлось селфи с капельницей слать), булочки с повидлом в передаче от мамы (фууу, яблочное, гадость какая), больничная еда (это только свиньи жрать могут). А еще она спала при любом удобном и неудобном случае, и однажды Ира не стала ставить ей на тумбочку ужин – все равно на выброс. И Ника обиделась теперь уж на Ирину – обделила.
- Трудно же тебе, девочка, в жизни придется, - вздохнула Ира. – Взрослеть собираешься?
- Да все нормально будет, правда, Никусь? – неизменно вставала на ее защиту Марта. – Успеешь повзрослеть.
Марта взяла девчонку под крыло, вечно с ней возилась: то косички плетет необыкновенные, то ключ от душевой для нее в неурочное время выпросит, то бегут вместе в буфет на первый этаж – за вкусняшками.