Но Марта на месте бывала редко, чаще пропадала в палате, где лежал Артем – тот самый парень.
- Ты знаешь, сколько ему лет? – шепталась она с Иринкой на сончасе. – Двадцать четыре!
- Не может быть!
- Точно тебе говорю! – Марта покопалась в телефоне, показала фотографию с личной странички Артема. – Это он два месяца назад. С девушкой бывшей.
Узнать было нереально – просто другой человек: рыхловатый, пухлые губы выдают детскость, взгляд – нерешительность, и никакой бороды. Что-то произошло в его жизни нехорошее, что он повзрослел чуть ли не на десяток лет и стал похож на Иисуса перед Голгофой…
- Она его бросила, девушка эта. А он ее любил. Напился в тот день и уснул в ванне, а там кипяток бежал, вот и ошпарился, что-то с нервными окончаниями. Руки сильнее всего пострадали, пальцы у него вообще не работают, а так-то он вставать даже может, только ленится заниматься. К нему тренер по лечебной физкультуре каждый день приходит, бесплатно. Только не хочет Артем ходить заново учиться, смысла не видит. Я его хоть маленько расшевелила, рассказывала, как восстанавливалась после аварии – у меня аппарат Илизарова тогда на ноге стоял, руки сильно стеклом порезало. Ну, и с позвоночником проблемы с тех пор.
- Это после аварии ты тату набила?
- Ну да, чтоб шрамы спрятать. Да не про меня речь! Надо, чтоб он захотел жить, иначе смысла лечение не имеет. Он тут почти месяц. Сказали, больше держать не могут. Если за четыре дня прогресса не наметится, выпишут домой. А постарается – могут и на реабилитацию отправить, а там физиотерапия хорошая, массаж, ЛФК опять же.
Ира, если честно, сомневалась, что от сна в горячей ванне может такая беда возникнуть – не употреблял ли парень что-то еще, запретное. Но сомнений не высказала, да и кому они нужны, ее сомнения. Вот он, живой молодой человек, который не владеет своим организмом. Жалко, по-матерински жалко. Но помочь она ничем не может, да и себя тоже жаль: все еще по стеночке ходит.
- Ему встряхнуться надо, - продолжала Марта, - захотеть чего-то сильно-сильно, или разозлиться на болячку эту проклятую. Я знаешь, как тогда разозлилась? С младших классов акробатикой, потом танцами занималась, меня Славик Шу в «Арт Фьюжн» взял! Считай, масть поперла: на корпоративах отжигали, в Турцию успели с программой сгонять и в Сочи, а тут… Первый-то муж у меня умер, а второй… В общем, дай ему Бог здоровья и счастья, но не со мной. И дочка младшая крохотная совсем, три годика…
А ведь Ира хорошо знала Славика с не самой звучной фамилией Шутькин, которую он сократил до «Шу». И на совместных концертах была не раз, когда аккомпаниатором подрабатывала. Стоп, да она же и Марту видела, как она могла забыть эту улыбку до ушей!
- Серьезно? Это ведь ты акробатические номера исполняла, у тебя еще был концертный костюм красный, весь в стразах, а на голове хвост-пальма?
Марта закивала молчком, выдавая ту самую зажигательную улыбочку. Тесен мир!
- А Славик где? Давно не слышно про него.
- В Москве. Лет десять уже как. Я ведь через год с хвостиком после аварии в группу вернулась – правда, в подтанцовку. Быстро поняла: не тяну. Пришлось с диплома из техникума пыль сдувать – и на завод.
Марта пошарилась в пакете, вытащила свежую футболку, с наслаждением понюхала:
- Ммм, вкусно пахнет, домом... Альпийская свежесть, я всегда этот порошок беру. Счастливые люди там живут, если у них так пахнет…
Глядя на ее счастливую улыбку, Ира вздохнула – была она в тех Альпах. Года три назад новый владелец предприятия, где работал муж, повез всю дирекцию в Швейцарию. С женами повез. И вместо отдыха были сплошные психологические игры, натянутые улыбки, попытки научиться кататься на горных лыжах – ужасно неудобные ботинки стали для Иры настоящей пыткой. Хорошо, что «отдыхали» они всего четыре дня. Никакого запаха «альпийской свежести» не было, конечно. Зато было ослепительное солнце и такой же ослепительный снег, так что лучшим приобретением поездки стали солнцезащитные очки.
4
Очередной сончас – и не спится. Мороз все висел над городом, купающемся в солнечном свете. И бирюзовое небо, обманчиво похожее на весеннее, вводило в заблуждение пациентов «четвертой горки» - до тех пор, пока не открывали стеклопакет на проветривание. И тогда на противоположной стене отражался не только освещенный лучами прямоугольник больничного окна, но и клубы ледяного воздуха. Незаметные без этой солнечной подсветки, они колыхались призрачными тенями, и окошко хотелось прикрыть поскорее.