Да, медленно умирали. Это вовсе не преувеличение, а страшная правда. Еще недавно Марта, обдумывая положение, в котором она очутилась, и ту ответственность, которая тяжким бременем лежала на ней, твердила себе для ободрения и успокоения: «Я молода и здорова». Теперь у нее оставалось только одно из этих двух преимуществ: она была молода, да, но уже не была здорова. Как невидимая пила, физические и духовные страдания терзали ее и подтачивали силы. У нее появился кашель, уже несколько недель она испытывала слабость, сон ее был беспокоен, она просыпалась с тяжелой головой и болью в груди.
Так, должно быть, начинали свой путь и другие работницы Швейц, худые, бледные, с чахоточным румянцем на щеках. Недавно одна из них ушла из мастерской на несколько часов раньше положенного времени и больше не вернулась. Когда Марта на следующий день спросила про нее, ей ответили приглушенным, зловещим шепотом:
— Умерла!
Умерла? А Марта знала, что этой женщине было всего двадцать шесть лет и где-то, в мансарде или подвале, двое маленьких детей ежедневно ожидали ее прихода.
— Что же будет с ее детьми? — с тревожным любопытством спросила молодая мать хорошенькой черноглазой Яни.
Ответ прозвучал резко:
— Девочку взяли в приют, мальчик пропал куда-то.
В приют? Значит, на средства благотворительности, к чужим людям, на неизвестное будущее… Пропал? Куда же? Быть может, глупенький ребенок убежал искать мать, которую недавно унесли из мансарды, и где-то тихо умер, прикрытый белым саваном метели, на занесенной снегом улице в морозную ночь. Или — о ужас! — пристал, быть может, к каким-нибудь беспризорным, к подонкам общества…
Марта не могла долго думать об этой печальной истории.
Быть может, и ее ждет такое будущее? Ее? О, это бы еще ничего! Ведь любимые ею люди уже ушли из жизни, она чувствовала себя смертельно усталой, глубоко несчастной и с радостью закрыла бы глаза, уснула вечным сном, чтобы, как обещает религия, соединиться с теми, по ком тосковало ее израненное сердце! Но будущее ее ребенка! Что ожидает девочку, если ее мать уйдет из жизни, если на ее щеках запылает кроваво-красный румянец, лицо станет мертвенно бледным, дыхание тяжелым, как у той бедной работницы, которая несколько дней назад, пошатываясь, ушла из мастерской Швейц, чтобы никогда больше туда не вернуться?..
Под влиянием этих мыслей Марта вдруг выпрямилась.
— Нет! — негромко, но с силой сказала она. — Этого не может быть! Не должно быть!
Ее поддерживало естественное желание выкарабкаться из нужды и сознание, что каждый человек имеет право на лучшее существование.
Она осмотрелась вокруг. В ее утомленном, озабоченном взгляде снова засветилась энергия и пытливость. Внимание ее привлекла большая витрина одной из самых известных в городе книжных лавок. При виде выставленных на витрине книг в цветных обложках на молодую женщину нахлынули воспоминания, к тоске примешалась надежда. Она вспомнила те счастливые дни, когда она под руку со своим молодым и образованным мужем приходила сюда. Она стосковалась по радостям, которые дают книги, радостям, которых она уже давно была лишена и которые на темном фоне ее теперешней жизни засияли невыразимым очарованием. В витрине она вдруг увидела фамилии нескольких женщин, напечатанные на обложках книг. Одна из них принадлежала женщине, с которой Марта была когда-то знакома. Никто и не подозревал в этой женщине таланта до тех пор, пока он неожиданно не проявился, но и тогда ей пришлось долго и упорно добиваться признания. А теперь ее имя занимало почетное место среди многих выдающихся имен известных в стране писателей. Эта женщина была бедна и одинока, а теперь она обрела место под солнцем, уважение людей и самоуважение.
— Кто знает? — дрожащими губами шепнула Марта, и на ее бледном лице, обрамленном складками черного шерстяного платка, вспыхнул румянец.
Она сделала несколько шагов и остановилась у входа. Сквозь застекленную дверь она увидела в глубине большого помещения владельца лавки. В дни своего благополучия она нередко видывала этого человека. Его честное, приветливое лицо было ей хорошо знакомо.