Эх! Матери, они в этом одинаковы: дорого сынов своих ценят. Все-то девушки недостойны их. Ну да девушки, когда тоже матерями станут, поймут матерей.
— Дай галстук поправлю, ишь, скособочился, — потянулась к сыну Мария, которой мучительно захотелось дотронуться до него, как будто его уже отрывали от нее. — Ты надолго?
— Что ты, ма! Заскочу за ней и домой! Ты жди нас, ма, ладно?
От сдержанного кивка матери Ваня просиял. Нагнулся к ней благодарно и, переждав, пока она закутает ему шею теплым шарфом, потерся щекой о ее щеку, как в детстве. Мария заморгала, чтобы скрыть набежавшую слезу, — плакать она себе и в одиночестве не позволила бы. А уж сыну вообще знать ни к чему, что бывают и у нее, Марии, минуты слабости.
— Господи, ты у меня совсем еще дите малое…
Он не стал разуверять ее. Если ей угодно так считать — пожалуйста. Лишь бы не отговаривала жениться. Полдела уже сделано — факт изложен. Вот бы и вторая половина дела — представление невесты — прошла столь же успешно! Все зависит от матери, а она с характером. Из-за этого самого характера, небось, и Виктор Сергеевич на ней не женится…
Все эти мысли промелькнули в голове Вани, пока он любовался властной статью матери,
— А ты смотришься, ма! Классная женщина!
— Ах ты, подлиза…
Уже от двери он весело запротестовал:
— Нет, честно. Макси-прима-экстра-супер-люкс!
Выпроводив сына, Мария пошла на кухню. Надо чайник вскипятить, да свежего чаю заварить. За столом и разглядит она ту, кого приведет Ваня. Интересно все-таки, знает ее или нет? Если и знает, все равно заново присмотреться следует: уже не как к чужому человеку, а как к той, что, возможно, судьбой Ваниной станет. Вполне возможно. Если она, Мария, ее одобрит… Конечно, девушки сейчас не те, что были в пору Марииной молодости. Хотя бы саму Марию взять. Уж как на свекровь обижена была^ а угождала ей. Потому что так полагается. Не Марией заведено, не Марии отменять.
Какую обиду нанесла ей свекровь на свадьбе!
Давно это было, но запомнилось навсегда…
На Марииной свадьбе в лихой пляске с надрывом дробила пол перед Иваном зареванная Пелагея — закадычная подружка Марии, влюбленная в ее жениха, — а потом придушенно крикнула:
— Горько!..
Гости подхватили ее крик, затопали, захлопали с требованием немедленно «подсластить».
— Горька-а-а!
Сграбастав стеснительно уклонявшуюся Марию, Иван поцеловал ее напоказ долгим поцелуев Она не знала, куда деваться от нескромных шуток подвыпивших гостей, а ему хоть бы что, сам шутил и хохотал. Но и он притих, когда встала его мать, свекровь Марии, закутанная в черную траурную Шаль с кистями, будто не свадьба справлялась, а хоронили кого-нибудь.
В пояс, уважительно поклонилась ей Мария.
— Никого у меня нет, Алена Васильевна… Будьте мне заместо матушки.
Вороньими крыльями взметнулись концы сброшенной свекровью шали.
— Не пара ты моему сыну! Вот Пашка, — она ткнула указательным пальцем в замершую за столом Пелагею, — пара, а ты нет!
Зашушукались гости. Пелагея схватила полную рюмку самогона и опрокинула себе в рот.
— Маманя! — взмолился Иван, загораживая собой потрясенную Марию.
— Не бери ее в жены, сынок, засушит она тебя, царевна-несмеяна…
Ничего себе, благословила молодых! Может, с того свекровьего приговора и пошла у них жизнь вкривь да вкось? И раньше-то Марии не с чего было веселиться, с малолетства на одну себя надеялась…
Бросилась она тогда вон из-за свадебного стола, не помня себя. Иван опрометью за ней — с укоризненными словами матери:
— Просил же я вас, маманя!
Догнал он Марию за избой возле врытой в землю лавочки, где росли ель с березой. Насильно усадил к себе на колени, начал укачивать как маленькую.
— Смотри, — кивнул на деревья, — тоже ведь разные, а вместе уживаются. Да мы с тобой назло всем счастливыми будем!
Долго она смотрела сквозь слезы на деревья. Снизу стволы их тесно прижались друг к дружке, вроде бы даже срослись, но верхушки у них — каждая на особицу. Березовые светлые листочки трепыхались беззаботно, тогда как сумрачная еловая хвоя хоть бы шелохнулась.
— Иван да Марья! — погладил их Иван поочередно.
И правда, если грациозно изогнутая, будто в шутливом полупоклоне береза чем-то напоминала веселого Ивана, то прямоствольная строгая ель похожа была на Марию.
Углубленная в воспоминания Мария не сразу услышала звонки в дверь. Тем более, что звонили тихо, неуверенно. Кто бы это мог быть? Ване за такое время не обернуться, к тому же у него ключ есть. Скорее всего, Виктор Сергеевич. Он до того деликатный, что нажать покрепче на кнопку звонка и то себе не позволит. Не мужик, кисель молочный. А все же не послушался ее — заявился! Правда, некстати…