Кетчуа не ответил ему ничего. Его сердце разрывалось от тоски. Обняв Большой Мокасин, он заглянул ему в глаза.
- Более всего на свете я хотел бы быть вместе с вами, братья. Прощай.
Большой Мокасин нахмурился, однако тоже обнял Кетчуа.
- Прощай… Утром ты слезешь с коня у своего вигвама. Брат...
19.
Ночь была тихой и лунной. Ветер качал высокую траву, звенела мошкара, кричала какая–то ночная птица, да тяжело дышал уставший от долгой скачки конь. Временами всадник останавливал его, давая животному отдохнуть, а затем снова гнал во весь опор. Иногда ветер приносил запахи дыма, а на горизонте появлялись зарева от пожарищ. Тогда всадник просто менял направление, уезжая прочь от беснующихся краснокожих братьев, грабивших асиенды зажиточных янки. Кетчуа мог ещё с наступлением ночи быть в становище арапахо, но он не спешил. Чутьё подсказывало ему, что торопиться не стоит.
- Стой! Ты кто такой?!
Резкий голос из темноты заставил его осадить коня. Приглядевшись, он увидел вымазанного сажей индейца. Он стоял в окружении своих не менее грязных собратьев и прикрывал от пришельца какие–то бесформенные тюки, рядом с которыми зоркий глаз Кетчуа, увидел сгорбленную фигуру молодой белой девушки. На мгновение ему показалось, что он чувствует её животный, граничащий с безумием страх, смешанный с ненавистью к своим пленителям. Но лишь на мгновение. Судьба этой девушки его нисколько не интересовала.
- Арапахо, - ответил он. – Еду в своё становище.
Индеец усмехнулся и отступил в сторону, презрительно махнул рукой.
- Позжай. И передай своему сахэму, что его глаза закрыты.
- Обязательно передам.
Кетчуа подогнал коня. Благородное животное зафыркало и зашевелило ушами, вдыхая сладковатую вонь от пожарищ, которой, казалось, пропиталась вся прерия.
20.
Вигвам Левой Руки был самым большим в становище. Увешанный шкурами и разрисованными одеялами из валяной шерсти, он выделялся на фоне серых и убогих типи, в которых жили арапахо. Сахэм встретил Кетчуа у входа и, поприветствовав, взглянул на Масатэ.
- Так это и есть дочь Красного Облака?
- Да. Девочку зовут Масатэ.
Девочка с интересом разглядывала знаменитого вождя арапахо.
Тем временем Левая Рука поручил юную заложницу двум старым скво, а сам, отодвинув полог типи, зашёл внутрь. Кетчуа последовал за ним. Расположившись около дымящегося очага (вигвам топился по-чёрному, и дым, кружась вверху, улетал в отверстие у основания), указал на место напротив себя. Кетчуа сел на разостланную прямо на земле шкуру и сделал несколько глотков виски из бутылки, предложенной ему сахэмом. Рассказав об обстоятельствах своего путешествия, он сделал небольшую паузу на том месте, когда он встретил своих соплеменников в лесу.
- По пути сюда я видел около сотни наших молодых воинов под предводительством Большого Мокасина. Они шли убивать бледнолицых. Что случилось?
Левая рука нахмурился:
- Разве ты не знаешь? Прерия в огне. Команчи, сиу, шошоны выкопали топор войны. Но сердце моё полно печали не из-за этого, - его глаза гневно сверкнули, - они воюют не за освобождение, а за наживу. За скальпы и боевую славу. Так же и Большой Мокасин не послушался решения старейшин, сочтя их трусами, а меня слепцом.
- По пути сюда я встретил нескольких краснокожих братьев. Они шли пешком, навьючив на своих коней добро, которое отняли у бледнолицых.
Вождь кивнул.
- Да, бледнолицых много, и у них есть то, чего нету у нас, - его взор затуманился. - Мы проиграем эту войну. Но не потому, что у бледнолицых ружья и пушки, а у нас луки и томагавки. Нет. Великий Дух не простит нам алчности, что застелила наши глаза. Старейшины сказали: «Арапахо воевали с бледнолицыми всегда. Наши деды воевали с ними, отцы - и теперь мы воюем. Но война близится к концу».
Он встал во весь свой гигантский рост.
- И не мы будем победителями. Но молодые воины этого не понимают и идут на смерть.
Тело вождя покрывали многочисленные шрамы от пуль, стрел и копий, а так–же когтей зверей. Левая рука, помимо могучей силы, обладал воистину животной выносливостью, позволявшей ему оставаться в живых. Там, где любой индеец уже давно отправился бы в поля Великого Духа, вождь арапахо только отлёживался и, наскоро залечив раны, снова шёл в бой.