Кетчуа молчал, глядя куда-то перед собой. В этот момент он казался отрешённым от всего.
- Почему, Кетчуа?
- Мне нечего сказать тебе, Оццо. Но когда ты снимешь мой скальп, найди старую Гремучую Змею, она может многое рассказать тебе.
- Нет. Слишком долго я ждал мести и не позволю кому–то испортить её.
Он ударил коня пятками и, пустив его галопом, поскакал вперёд. Кетчуа проводил его тяжёлым взглядом. Внезапно нахлынувшие воспоминания, казалось забытые, утопленные где–то в самых потаённых уголках души, вновь разбередили старые, давно зажившие раны. Черноокая Яллэ. Кетчуа помнил и лелеял её в памяти, как самого дорогого человека. И события того дня он помнил как сейчас, несмотря на то, что прошло уже без малого двенадцать лет, и некогда цветущая и желанная Яллэ давно превратилась в смешанный с землёй прах.
8.
Был полдень, солнце начало порядочно припекать, а уставшие от долгой изнурительной скачки кони - спотыкаться. Ведший индейцев Оццо уже не выглядел таким злобным и непримиримым. Боевые краски смылись с его лица, и теперь он был похож на заигравшегося мальчишку, кем он по сути и являлся, ибо от роду воину Кетчуа было всего девятнадцать лет.
- Расположимся в тени вон тех дубов, - скомандовал он и указал на видневшиеся вдали деревья, - а потом за ночь доедем до становища.
Место, выбранное для полуденного отдыха, было и впрямь удачным: окружённое молодой порослью со всех сторон, оно отлично прикрывало путников от ненужных глаз. Отряд неспешно въехал под тень вековых гигантов. В огромной зелёной кроне выводил резкую дробь дятел, чирикали птицы, да несколько белок свесившись с веток, с интересом наблюдали за пришельцами. Оццо и его спутники спешились, оставив своих пленников сидеть в сёдлах, однако, перестраховавшись, привязали коней поводьями к поваленной коряге. Похоже Оццо решил не давать пленникам отдыха, заставив всё время, что придётся провести в дороге, просидеть в седле. Однако, какими бы ни были планы молодого индейца, именно это обстоятельство впоследствии и спасло пленникам жизнь.
Натаскав дров и проверив землю вокруг дуба на наличие змей, индейцы собрались было разжечь костёр, как вдруг все как один кони захрапели и, забив копытами по земле, замотали головами. Команчи насторожились, прислушиваясь к непонятному треску, доносившемуся из кустов. Кетчуа повернул голову в сторону источника шума и, прислушавшись, уловил негромкое похрюкивание.
- Оццо, - позвал он индейца. Тот обернулся, ожидая что Кетчуа начнёт упрашивать спустить его на землю. – Оццо, вели своим людям сесть на коней.
Молодой команчи недоумённо вскинул бровь.
- Неужели ты так торопишься к маниту?
В этот момент из густой травы показался первый пекари. Негромко хрюкнув, он полностью вышел из зарослей и, глядя перед собой маленькими глазками, задрав рыло, стал с шумом втягивать воздух.
- Вели людям сесть на лошадей и скакать отсюда, - прошипел Кетчуа. Однако Оццо как заворожённый смотрел на дикую свинью. Подойдя к своему коню, он достал карабин и, передёрнув затвор, прицелился.
- Не делай глупостей, Оццо.
Сердце Кетчуа бешено колотилось, он прекрасно понимал, что последует за тем, как каманчи спустит курок.
Оццо тщательно прицелился и выстрелил. Пекари хрюкнул и, упав на зад, посидел немного, не понимая что же с ним произошло, а затем, слабо взвизгув, завалился набок. Кусты угрожающе зашевелились, и из них показалось несколько десятков свиней. Угрожающе хрюкая, они подошли к мёртвому сородичу. Воздух наполнился повизгиванием полусотни разъярённых пекари. Потоптавшись на краю поляны, они разом ринулись на людей, норовя поднять их на клыки.
- В сёдла! – с запозданием крикнул Оццо и, запрыгнув на коня, ударил его пятками. Двое индейцев незамедлительно последовали его примеру, однако один, замешкавшись, слишком поздно вскочил в седло. Благородное животное завизжало от страха, встало на дыбы, и всадник, не удержавшись, упал прямо под копыта разъярённых пекари.
Тем временем Масатэ, схватив поводья коня Кетчуа, звонко завизжав, стала подгонять и без того перепуганное животное. Забыв про усталость, кони рванулись вперёд, практически не разбирая дороги. Привязанный к седлу Кетчуа мотался из стороны в сторону, словно большая тряпичная кукла. Сзади раздался истошный, полный боли и отчаяния крик второго команчи и ржание его коня. Масатэ истошно закричала и стала бить свою кобылу пятками по бокам. Скакавший впереди Оццо делал то же самое. Лишь Кетчуа, порядком утомившийся за последние дни, сохранял молчание. Ему было страшно, просто он уже не мог кричать.