— Примитивно, правда? — спросил Ястреб.
— Да, — согласился капитан Пинкхэм.
— Сколько времени это заняло?
— Недолго, — заметил капитан Пинкхэм, заметивший также, что дыхание пациента почти нормализовалось.
Тем временем Дюк наблюдал за тем, как капитан Рассел применяет свои заигрывания хурурга-практиканта к другому солдату, нуждавшемуся в переливании крови, все еще в шоке. Капитан Рассел, боясь пропустить что-то, проверял пациента сантиметр за сантиметром, вдоль и поперек, пока санитар нетерпеливо ждал, когда же можно начать переливание.
— Прости, — сказал через какое-то время Дюк, — но все, что ты делаешь сейчас, только задерживает прогресс. Почему бы тебе не дать этим ребятам взяться за работу?
— Но вам не кажется… — начал объяснять капитан Рассел.
— Мне кажется, — сказал Дюк санитару, — что лучше бы уже начать переливание.
Выведя таким образом новичков на ровную дорогу, двое ветеранов направились играть в Стоматологическую Покерную Клинику Доброго Поляка, чтобы скоротать пару часов до того, как пациенты будут готовы к операции. Когда они сочли, что пациентам хватит крови и они достаточно реанимированы, то направились обратно, оделись и присоединились к младшим коллегам.
Дюку и капитану Расселу достался парень с тонкой кишкой, похожей на решето. Ему требовалось удалить две разные части кишечника и зашить несколько отдельных дырок. Такую работу в большинстве клиник для подготовки хирургов делают почти как ритуал, потому что это — основа брюшной хирургии, и ее нужно научиться делать правильно. В результате хирурги-стажеры даже на третий и четвертый год практики, особенно в хороших клиниках, все еще могут оставаться на стадии ритуальной хирургии. И капитан Рассел несомненно на этой стадии и остался.
Дюк определил, что все, что им нужно сделать, это починить тонкий кишечник. И совсем не это стало причиной его решения выстоять операцию до конца. Два часа он стоял там, развлекая себя легкими нападками на Громилу МакКарти, которая не решилась бы ему вмазать, пока он был занят. Он ассистировал капитану Расселу, удивляясь тому, что тот делает резекцию кишечника, как делают ее ординаторы в большой университетской больнице.
— Не возражаешь, если я займусь вот этим? — спросил он, когда капитан Рассел наконец добрался до второго участка, требующего починки. — Я продул в покер двадцать баксов, а такими темпами я никогда не смогу отыграться.
Ответа он не дождался. За двадцать минут он удалил поврежденный сегмент кишечника и сшил концы вместе.
— Возможно ты заметил, — объяснял он капитану Расселу, когда они уже зашивали пациента, — что сшивая и разрезая брыжейку тонкой кишки, я не был так изящен как ты. Еще ты можешь заметить, что аностомозию я делал не тремя слоями разных нитей как ты. На внутренних тканях я использовал один кетгут и отдельную нить в серозной оболочке. Там, где ты у себя делал двенадцать стежков, я делал четыре. Ты заметишь, что просветы в моем шве такие же, что и в твоем, у меня слизистая подходит к слизистой, подслизистая — более или менее подслизистой, мышцы — к мышцам и серозная оболочка — к серозной, и места для протечки просто не найдется. Тебе на это потребовалось два часа, а мне — всего двадцать минут. Ты делаешь это прекрасно, но здесь тебе это не спустят с рук. Такой нерасторопностью ты просто угробишь людей, потому что многие парни, которые смогут вынести два часа операции, не перенесут шести часов.
— Но… — начал капитан Рассел.
— Точно, — сказал Дюк, — а если мне надо будет по настоящему спешить, я просто сошью одной нитью все слои тканей.
Так и пошло в течение нескольких недель. Новенькие вежливо слушали и как истинные интеллигенты учились. Но им обоим так долго прививались элитные навыки, нерасторопность и тщательность, что старые привычки разрушались неохотно. Капитан Пинкхэм, в особенность, норовил увязнуть в мелочах. Он с головой погружался в обработку ранения руки и игнорировал или не обращал внимания на очевидный факт, что пациент может умереть от ранений в живот. Однажды ночью, когда Ястреб был занят где-то еще, он провел шесть часов над случаем, которые не должен был занять больше двух часов и ухитрился пропустить дырку в верхнем своде желудка. Пациент чуть не умер, сначала от затянувшейся операции, а потом из-за пропущенной раны. Ястреб вернул его на стол и два дня спустя, когда пациент уже был на пути к выздоровлению, он был готов привести этой случай в пример.
— Теперь я поделюсь с тобой парочкой соображений, — сказал он расслабившемуся капитану Пинкхэму. — Мы здесь, конечно, по большей части тесаками машем, но, думаю, ты сам заметил, что хирург-мясник — это специальность сама по себе. Нас не столько волнует полное восстановление пациента прямо здесь, сколько факт что ребятишек отсюда увозят живыми туда, где их уже смогут полностью вылечить. Да, до какого-то момента мы занимаемся пальцами, кистями, руками и ногами, но иногда мы умышленно жертвуем ногой, чтобы сохранить жизнь, если другие ранения более важны. Иногда мы можем пожертвовать ногу, потому что пока лишний час будем ее оперировать, в это время другой парнишка в предоперационной может умереть, если не дождется своей очереди на столе.
— Поначалу это трудно принять, — добавил он, — но скажи мне вот что, доктор. Ты играешь в гольф?
— Да, — ответил капитан Пинкхэм, — но давно не практиковался.
— Тогда объясню на его примере, — сказал Ястреб. — На этом поле нашей главной целью является «пар» хирургия. «Пар» — это живой пациент. Мы не машем долго клюшками над мячом прицениваясь: если нам хоть коленками, хоть чем надо забить мяч в лунку чтобы сделать «пар», мы именно так и сделаем.
— С этим не могу поспорить, — сказал капитан Пинкхэм.
— Хорошо, — сказал Ястреб. — Заходи в Болото на рюмочку.
Естественно, полковник Блэйк был более чем доволен. Он не просто выдумал проект, который хотя бы частично занял капитанов Форреста и Пирса на протяжении последних нескольких месяцев. Эта идея явно пошла на пользу капитанам Пинкхэму и Расселу. Он организовал у себя что-то вроде клиники с ординатурой. Потом капитан Пинкхэм нанес визит полковнику Блэйку, а полковник Блэйк нанес визит капитану Пирсу.
— Выпей, Генри, — предложил Ястреб.
— Ага, — сказал Дюк, — присоединяйся.
— Нет, спасибо, — сказал Генри. — Как дела?
— Хорошо, — ответил Дюк. — Теперь нам можно домой?
— Нет, — ответил Генри. — Вот что меня волнует, это как себя ведет капитан Пинкхэм в последнее время.
— Хорошо, — сказал Ястреб, — хоть в последние дни мне казалось, что я его начал утомлять.
— У него проблемы, — сказал Генри.
— У всех проблемы, — отпарировал Ястреб.
— Не такие, — сказал Генри.
— Что с ним не так? — вклинился Дюк.
— Его жена, — сказал Генри.
— Не повезло, — сказал Ястреб, — но ведь это он на ней женат, а не ты. Так почему он тебя волнует.
— Ага, — сказал Дюк.
— С тех пор как он прибыл сюда, — сказал Генри, — он получает от жены письма, где она говорит, что не может жить с его родителями, что ей кажется, что ребенок болен, а доктору так не кажется, и почему бы ему не вернуться и не избавить ее от проблем. Чертова дура думает, что парень может легко свалить отсюда в любое время, когда ей приспичит.