Очнулась я, когда почувствовала, как кто-то меня трясет: я не знала этого мужчину. Наверное, один из охранников Громова. Язык заплетался, я с трудом могла сфокусировать взгляд — перед глазами все плыло. Я чувствовала, как по щеке и виску струится кровь из раны на голове, а я вся присыпана осколками разбившегося бокового стекла. Повсюду жутко воняло бензином, и это напугало меня сильнее всего. Даже от вида собственной крови я не испытала такого ужаса, как от мысли, что машина может загореться или взорваться, и я вместе с ней.
— Эй, эй, идти можешь? — охранник стиснул меня за плечи и встряхнул, заставляя сосредоточиться. — Руки-ноги целы?
Я кое-как повернула голову в сторону: ни Гордея, ни самого Громова в покорёженном салоне с разбитыми стеклами уже не было. Хотя бы мальчишка был цел! Уж он точно ничем не заслужил такой ужас. Я облизала пересохшие губы и попыталась сделать то, что говорил охранник: пошевелить руками и ногами.
В этот момент прозвучали выстрелы. Автоматная очередь. Я хотела закричать, но не смогла: голос меня не слушался.
— Вылезай, живо! — рявкнул охранник и принялся вытаскивать меня из машины через дыру на месте стекла. От удара о землю боковая дверь деформировалась и сдвинулась в сторону, мешая мне протиснуться.
Мужчина тянул меня за плечи и руки, а я изо всех сил старалась оттолкнуться ногами: на одну я почти не могла наступать. Хоть бы вывих, а не перелом...
А стрельба вокруг все никак не утихала, бензином воняло все сильнее, и хотелось съежиться, втянуть голову в плечи, закрыть лицо руками и ничего не слышать. Но вместо этого мне приходилось ползти по осколкам, раздиравшим одежду и меня саму.
— Бегом, бегом!
Когда мне удалось, наконец, выползти на землю, я чуть не заплакала от облегчения, но охранник не дал мне и секунды передержки. Он грубо вздернул меня на ноги, и я взвыла, наступив на больную ногу.
— Живо! — он не то тащил, не то прикрывал меня собой, пока вокруг звучали выстрелы и летали пули.
Мои ноги заплетались, мне казалось, еще чуть-чуть, и я лишусь сознания, поэтому я почти повисла на незнакомом мне охраннике. Мелькнула мысль: а что, если он не от Громова? Ведь кто-то подстроил эту аварию с машиной. Те же люди, что сейчас стреляли. Вдруг, он работает на них?
Мне было наплевать. Я ничего не могла сделать. Я не могла сопротивляться, я не могла противопоставить себя его огромным ручищам. Поэтому я просто смирилась.
Под звуки автоматной очереди мы пересекли овраг, в который рухнула машина, и добрались до брошенного на обочине гелика. Охранник забросил меня внутрь, и я вскрикнула от боли в потревоженной ноги. Я лежала на заднем сидении, разглядывала потолок над собой и чувствовала, как по щекам текут слезы. Ужасно хотелось жить. Ужасно не хотелось умирать.
Теперь я понимала, почему в такие моменты люди начинают вспоминать о Боге.
Кое-как я оперлась на локти и подползла к затонированному боковому стеклу, чтобы выглянуть наружу, но увидеть толком ничего не смогла. Какие-то черные машины без номеров полностью перегородили трассу, за ними прятались мужчины с автоматами в руках. По асфальту расползалось темное пятно — чья-то кровь. Кругом валялись гильзы, пустые магазины.
В какой-то момент повисла восхитительная тишина. Замолкли выстрелы, и до меня не доносилось ни звука. Я вздрогнула, когда на передние сиденья одновременно вскочили двое мужчин: в одном с пассажирской стороны я узнала Громова и едва не разрыдалась от облегчения. Водителя я прежде не видела.
— Цела?! — Громов обернулся, чтобы посмотреть на меня, пока второй мужчина, выжав сцепление до упора, резко тронулся с места.
Половина его лица была залита кровью, свитер превратился в сплошные дырки. Рукав на плече был разорван, словно по нему чиркнула и прошла стороной пуля. Наверное, так и было.
Меня буквально выдавило в спинку кресла, и я схватилась за дверь, пытаясь удержаться. Гелик разогнался за считанные секунды, и мир за окном превратился в одно смазанное пятно. Я ничего не успела увидеть: что и кто остались позади, во что превратилась трасса после побоища.
И где Гордей?!