— Уже не лезет это дерьмо.
Да. Так про многое в наших жизнях можно было бы сказать.
— Что ты молчишь? — она устало откинула волосы с худого лица и посмотрела мне прямо в глаза. — Что думаешь?
Я запоздало понял, что для нее мое молчание было камнем по сердцу. Наверное, уже тысячу вариантов в голове прокрутила, что я молчу, потому что придумываю, как сдать ее ментам, или завалить и закопать прямо на участке в районе цветочных клумб.
И как ей объяснить, что уже минут десять я думаю о том, как эта наглая девчонка безо всякого смущения или стеснения стянула свой свитер и все сверкала дерзкими глазищами, показывая мне свои шрамы. А я смотрел на них и видел, как под тонкой тканью ее топа затвердели от холода соски на груди... И думал, как мне хочется, чтобы лямки сами по себе сползли с ее плеч, и тогда бы я смог разглядеть ее всю целиком.
Совершенно чокнутая, сумасшедшая девчонка с такими же выходками и жизнью.
— Как думаешь, на чем тебя менты взяли? — вместо ответа я задал встречный вопрос.
Она жалобно сморщилась, совсем как ребёнок, и пожала плечами, уже надежно скрытыми от моего взгляда тканью свитера. Я все еще с трудом мог представить ее с пистолетом в руках один на один против здоровенного бугая — а Бражник был именно таким.
Хотя... Капитана она застрелила, и сделала это уверенно. Может быть, я ее недооценивал все это время, попав на удочку хрупкой фигуры и смазливой мордашки. А на самом-то деле в ней был стержень покрепче многих.
— Не знаю. Два года назад им почти насрать на меня было. Опросили как его бывшую девку, и все. Одну из многих, — ее губы скривила болезненная усмешка. — Они тогда думали, что это бандитские разборки. Единственное, что их смущало...
— Что труп в лесу не закопали? — участливо предположил я, и Маша фыркнула. И кивнула.
— Ага. Ну, говорили, что в назидание остальным, — она небрежно взмахнула рукой. — Им вообще насрать было, откровенно говоря. Помер и помер, одним бандитом меньше.
— Справедливо, — я с лёгкостью с ней согласился и даже не покривил при этом душой.
Маша натянула рукава свитера на ладони и потерла их друг от друга, а затем подула внутрь импровизированного кокона.
— Ты замерзла? — спросил я, чем заслужил ее удивленный взгляд.
Она облизала сухие губы и, помедлив, неуверенно кивнула.
— Я всегда мерзну.
Я отметил, что на протяжении всего рассказа ее темные глаза оставались абсолютно сухими. Уставшими, тоскливыми, но ни единой слезы я в них не увидел. Ни по своему прошлому, ни, тем более, по уроду Бражнику.
Я знаю, что в некоторых группировках таких садистов, как он, ценили. Такие, как он, были на расхват. Мы же — я, Авера и Капитан — никогда не держали у себя уродов, которым пытки и боль других людей доставляли наслаждение. Это обычно полные психопаты или маньяки, которые обязательно однажды сорвутся с крючка и пойдут вразнос. Их невозможно контролировать и невозможно остановить.
Я таких не терпел. Поиск и добыча информации — это такая же работа, как и все остальное. А если у кого-то голову от удовольствия сносило при виде чужой крови — мне с таким было не по пути.
— Значит, так, — я поднялся с кресла напротив дивана, на котором сидела Маша, и подошел к окну. Чуть отодвинув занавеску, я увидел на гравийной дорожке, ведущей к дому, Гордея и моего начальника охраны. Оба что-то жарко обсуждали, и моя сын едва ли не подпрыгивал от возмущения.
Как все улеглось немного с поиском Жгута, я решил отправить Гордея вдвоем с освободившемся Иванычем погулять по Москве, развеяться. В зоопарк там сходить, сладкой ваты поесть, пока пацан взаперти совсем с ума не сошел. Он уже и так начал капризничать и жаловаться, и у меня даже ругать его не особо получалось, потому что, в общем-то, повод ныть у него был. И во всем был виноват я сам.
— Значит так, — повторил я и отвернулся от окна, чтобы посмотреть на Машу. — Адвокату надо рассказать все ровно то же самое, что ты сейчас рассказала мне. Всю правду.
— Я, может, жалею, что тебе рассказала, — она упрямо покачала головой. — А ты говоришь — адвокату. Если и двое знают, это уже не тайна. А если третий?..
— Он со мной почти десять лет. Он о моих делах знает, — я выделил голосом слова про свои дела. — Поверь, ситуация с Бражником — просто детский лепет.
— Ага, конечно, — она фыркнула и закусила губу. — Только для меня — не лепет. Я, знаешь ли, не каждый день кого-то... убиваю, — и она одарила меня сердитым взглядом, словно я в чем-то и тут был виноват.
— Вдруг твой адвокат просто собирает компромат и ждет удобного момента, чтобы потом ударить в спину? — она по-кошачьи прищурила глаза.