Надо отдать ему должное. Эдуард Денисович стоически выдержал мой срыв. Он ничего мне не отвечал и ждал, пока я выдохнусь.
— По документам она является матерью Гордея. У нее есть определенные права. Со всем остальным придется разбираться в суде.
— Это бред, — я покачал головой. — Полный бред.
— Это закон, — он флегматично пожал плечами.
Захотелось выпить. Кажется, этой осенью я поставлю собственный рекорд по числу приконченных бутылок.
— Кирилл Олегович, вы не думали, что есть определенная закономерность в текущих событиях? — адвокат проследил за тем, как я подошел к шкафу, в котором стояла пара бутылок, и покачал головой в ответ на мое предложение налить немного и ему. — Они все произошли именно сейчас. Одно за другим, как по накатанной. Похищение, покушение, предательство, уголовное дело, ультиматум Алены Игоревны.
— Пошла она в жопу со своим ультиматумом, — огрызнулся я. — Ясен хер, все это не простые совпадения. Но я не вижу, как к этому относится выходка этой суки. Наверное, совсем в Финке с головой у нее плохо стало.
Адвокат поморщился. Грубость он не любил. Плевать. Я сделал глоток и почувствовал, как крепкое пойло обожгло горло.
— Отнюдь, — высокопарно отозвался Эдуард Денисович. — Определенная закономерность тут есть. Ведь Гордей — ваш прямой и единственный наследник. А она — его мать, которая до совершеннолетия имеет право распоряжаться всем его имуществом.
— Я еще жив. Так, между прочим, сообщаю, — я нахмурился и попытался понять, к чему он клонит.
— Вот именно, — он кивнул с удовлетворённым видом. — Пока вы живы.
Ну, нет. Это то же какой-то бред. Сегодня вообще вечер, когда мой рациональный и разумный адвокат несет полнейшую чушь.
— У нее нет ни бабок, ни возможностей, ни мозгов такое спланировать, — я махнул рукой. — Спасибо, конечно, что поделились своими размышлениями... но не думаю, что это возможно.
— Вам виднее, — он строго поджал губы. — Тогда давайте на сегодня закончим. Завтра, как появятся новости, я вам сообщу.
Я вышел проводить его до ворот. Пока возвращался обратно в дом, все качал головой и посмеивался про себя.
Алена. Имеет какое-то отношение к происходящему. Смешно.
Глава 19. Маша
Разговор с адвокатом облегчения не принес. Возможно потому, что он случился сразу после разговора с Громовым, который высосал из меня все оставшиеся силы. А ведь мне еще было нужно улыбаться маме и ради нее делать вид, что все хорошо. Она и так уже начинала поглядывать на меня с едва заметной тревогой. Я чувствовала, как она украдкой смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.
Я рассказала Громову всю правду о случившемся с Бражником. Он был первым человеком в моей жизни, которой об этом узнал. Надеюсь, об этом своем статусе он никогда не догадается.
Мама дожидалась меня внизу, чтобы поужинать, и я едва смогла замаскировать вздох разочарования под внезапно разыгравшийся кашель. Я так устала сегодня. Сил притворяться перед мамой почти не осталось. Я рассчитывала, что к тому времени, как я выйду из кабинета Громова и спущусь вниз, мама уже уйдет в комнату и, еще лучше, заснет. Но нет, мама в одиночестве сидела на кухне, когда я туда вошла.
Пришлось остаться и уныло ковырять в тарелке вилкой под ее бдительным, тревожным взглядом. Аппетита у меня, конечно, совсем не было. Да какой тут аппетит, когда в животе поселился холодный комок липкого ужаса. Меня бросало в дрожь от одной только мысли, что мой секрет — больше совсем не секрет. Его теперь знает Громов. И еще его адвокат, но это меньшее зло.
Видит бог, если захочет, Громов сможет вертеть мною как угодно. Если пригрозит выдать кому-то мой секрет, я пойду на многое, чтобы сохранить это знание только между нами. Остается надеяться, что он так не поступит.
Ох, Маша, скажи еще: остается надеяться на его благородство.
Ха. Мы начали романтизировать бандитов, так что ли получается?..
Иногда я ненавидела свой собственный внутренний голос — до того он был противным, въедливым, мерзким.
Но Громов действительно пока не казался мне настолько плохим, как я представляла до нашей встречи. Может быть, это потому, что я не видела его за «работой», так скажем? Может, в те моменты он превращался в безжалостное и бессердечное чудовище? Может. Но я не могла пожаловаться на то, что он ведет себя чудовищно со мной. Хотя внутренний голос нашептывал, что из тюрьмы он меня вытащил далеко не в связи с благородными соображениями, а чтобы жопу свою прикрыть — в первую очередь.