- И чего же вы хотите?
- Я хочу, чтобы вы поняли одну простую вещь: все мы, от верхов до низов, связанны одной цепью. И цель у всех нас одна. И она проста – величие и благополучие народа Оззина. Если ради этого надо пожертвовать… Ну, например, пенсией кого-то, то никаких «но» быть не может. Вы тоже винтик. Такой-же, как и все. Даже я винтик. И наш Великий Вождь тоже. Шестерёнки, если хотите. А если шестерёнки не двигаются в том направлении, которое указывают остальные – их меняют, - договорив, инспектор встал, и положил на стол пистолет, - Я понятно объясняю?
- Товарищ инспектор… - начал Миколаш, едва разлепляя высохшие губы, и преодолевая стиснувший его горло страх, - Значит ли это, что если государство нарушает собственные законы… То на это можно закрыть глаза?
- Конечно! Всё на благо родины!
- А если это рядовой гражданин?
- А если это рядовой гражданин… - инспектор взял со стола пистолет, перезарядил, и направил в сторону распределителя, - Его убирают.
- Я… Я вас понял, товарищ инспектор.
- Чудно! Надеюсь, что в дальнейшем у нас не возникнет сложностей! Машина бюрократии должна работать! От неё зависит само государство. И работать она должна только на него!
- Хорошо, - выдохнул Миколаш, вставая со стула, и уже собираясь направляться к выходу.
- И ещё кое что! – остановил его инспектор, убирая пистолет в кобуру, - У вас замечательная семья. Не давайте им повода винить вас в их бедах…
Сердце мужчины провалилось. Ему было плевать на себя. Плевать на работу и на партию. Но понимание того, что его семья, буквально, находится в заложниках пугал неимоверно.
Но истина была в другом. В заложниках у Министерства Контроля Порядка находились все. Все до единого. Каждый гражданин был в их руках. И каждый может быть убран. Как ненужная шестерёнка из часового механизма. Ведь они «не двигаются в том направлении, которое им указывают».
- Да, товарищ инспектор, - ответил он, прекрасно понимая, что бунтовать нет смысла. Точно не теперь.
- Возвращайтесь на рабочее место. И впредь будьте ответственны!
Миколаш открыл дверь, и стоявший всё это время за ней Цункер чуть не упал. Главный Распределитель, всё такой-же бледный, и напуганный, отпрянул от неё, и, ничего не сказав, указал распределителю на лифт.
Работа не ждёт.
Вернувшись в кабинет, он посмотрел на флаг Оззина, весящий на стене, и к горлу подступил ком. Хотелось кричать. Кричать и рыдать от бессилия, и невозможности что-либо изменить. Он был один. А один он не мог изменить ход вещей. Как бы это не было нужно, и сколь бы это не было правильно.
Слишком дорогое для него стояло на кону. И жертвовать этим он никак не мог. Это было бы слишком эгоистично… И лицемерно. Жертвовать несколькими людьми ради многих… Так бы он ничем не отличался от столь ненавистной им партии. А значит, оставалось лишь смириться. Смириться и работать.
Как-никак, пожертвовать своими принципами ради благополучия своей семьи – это ничто.
Сев за стол, и нажимая кнопку «Приёма», Миколаш Ацторнов окончательно подавил в себе желание бороться и что-то менять.
Привычно натягивая маску строгого безразличия, он похоронил свою суть. Суть человека с чувством справедливости. Вместо этого остался только благонадёжный гражданин. Винтик в машине бюрократии. Винтик, который очень не хочет, чтобы его убрали.
Выпрямив спину, и подавив дрожь в голосе, распределитель потянулся и нажал на кнопку включения микрофона.
- Следующий!
Конец