Выбрать главу

Я сел за столик напротив нее. Служанка все еще стояла у открытой двери в гостиную.

— Миссис Уотчет, не принесете ли вы нам лимонаду? — обратилась к ней Амелия. И ко мне: — После подъема к нам на холм вы, верно, умираете от жажды. Выпьем по бокалу лимонада и тогда отправимся…

Я был в восхищении от того, что снова вижу ее, она оказалась еще милее, чем образ, запечатлевшийся в моей памяти. Ее белая блузка и темно-синяя шелковая юбка составляли прелестное сочетание, а на голове у нее был капор, украшенный цветами. Длинные каштановые волосы, тщательно расчесанные и сколотые с боков, ровной волной падали на спину. Она сидела лицом к солнцу, и, когда ветви яблонь покачивались на легком ветру, их тени, чудилось, ласкали ей кожу. Ко мне она была обращена в профиль, но ее привлекательность от этого не страдала, не в последнюю очередь благодаря прическе, изящно оттеняющей черты лица. Я любовался грацией, с какой она сидела, нежностью ее кожи, теплотой глаз.

— Я не взял с собой велосипеда, — признался я. — Просто не был уверен…

— У нас их хоть отбавляй. Возьмете один из наших. Знаете, Эдуард, я очень рада, что вы сумели приехать сюда. Мне надо о многом вам рассказать.

— Очень сожалею, что навлек на вас неприятности, — произнес я, желая как можно быстрее снять с души мучившую меня тяжесть. — Миссис Энсон ни на секунду не усомнилась, что в вашей комнате прятался именно я.

— Я поняла, что вам показали на дверь.

— Сразу же после завтрака, — подтвердил я. — Сама миссис Энсон не удостоила меня…

В этот момент на сцене вновь появилась миссис Уотчет с подносом, на котором позвякивали стеклянный кувшин и два высоких бокала, и я предпочел оставить фразу недоконченной. Пока служанка разливала лимонад, Амелия указала мне на какой-то диковинный южноамериканский кустик, росший в саду (сэр Уильям привез упомянутый кустик из своих заморских странствий), и я выразил к этому предмету живейший интерес. Когда мы вновь остались вдвоем, Амелия предложила:

— Продолжим разговор на лоне природы. Надо полагать, миссис Уотчет, услышь она о пашем ночном приключении, была бы шокирована ничуть не меньше миссис Энсон.

В том, как она употребила местоимение «наше», мне почудилось что-то особенное, и я ощутил приятную и не столь уж невинную внутреннюю дрожь.

Лимонад был восхитительный — ледяной, с острой кислинкой, щекочущей небо. Я опорожнил свой бокал с неподобающей быстротой.

— Расскажите мне хоть немного о новых работах сэра Уильяма, — попросил я. — Вы упоминали, что он утратил интерес к экипажам без лошадей. Чем же он увлекается в настоящее время?

— Если вы собираетесь встретиться с сэром Уильямом, то, быть может, спросите его об этом сами? Но ни для кого уже не секрет, что он построил летательный аппарат тяжелее воздуха.

Я уставился на нее, не веря собственным ушам.

— Вы шутите! Такой аппарат не может летать!

— Летают же птицы — а они тяжелее воздуха.

— Да, но у них есть крылья.

Она смерила меня долгим задумчивым взглядом.

— Можете полюбоваться на него сами, Эдуард. Аппарат за теми деревьями.

— В таком случае, — воскликнул я, — мне не терпится увидеть это немыслимое изобретение!

Мы оставили бокалы на столе, и Амелия повела меня через лужайку к окаймляющим ее деревьям. Миновав их, мы двинулись дальше в направлении Ричмонд-парка, который кое-где подступал вплотную к приусадебным лужайкам, и вскоре вышли на площадку — выровненную и утрамбованную, да еще залитую каким-то твердым покрытием. На площадке стоял летательный аппарат.

Он был внушительнее, чем я мог себе вообразить, — в своей наиболее широкой части он достигал, наверное, двадцати футов. Конструкция явно осталась незавершенной: голая рама из деревянных стоек и ни малейших признаков водительского сиденья. С обеих сторон корпуса свешивались длинные крылья, концы которых доставали до земли. В целом аппарат походил, пожалуй, на сидящую стрекозу, хотя до грациозности этого насекомого ему было очень и очень далеко.

Мы подошли к механической стрекозе вплотную, и я пробежал пальцами по поверхности ближнего крыла. Ткань, на ощупь напоминающая шелк, была, по-видимому, натянута на деревянные рейки, причем натянута настолько туго, что издавала под пальцами гулкий звук.

— Как же он действует? — поинтересовался я.

Амелия перешла от крыла к корпусу аппарата.

— Мотор крепится вот здесь, — ответила она, указывая на четыре стойки, более массивные, нежели все остальные. — А эта система блоков несет канаты, поднимающие и опускающие крылья.

Действительно, крылья были закреплены на шарнирах, позволяющих им перемещаться вверх и вниз, и, приподняв одно крыло за кончик, я убедился, что движется оно плавно и мощно.

— Почему же сэр Уильям не продолжил работу? — воскликнул я. — Полет, наверное, рождает удивительные ощущения!

— Он разочаровался в своем замысле, — сказала Амелия. — Конструкция перестала его удовлетворять. Однажды вечером он признался мне, что собирается пересмотреть всю теорию полета, поскольку этот аппарат лишь подражает — и то без особого успеха — движениям птицы. Сэр Уильям пришел к выводу, что идею необходимо пересмотреть. К тому же поршневой мотор, который был установлен, слишком тяжел для полета и не обладает достаточной силой.

— Человек, наделенный такими талантами, как сэр Уильям, без труда мог бы усовершенствовать мотор, — заметил я.

— Именно это он и сделал. Взгляните сами.

Амелия обратила мое внимание на странное устройство, закрепленное в глубине корпуса. На первый взгляд оно казалось изготовленным из меди и слоновой кости, но были там и какие-то хрустальные поверхности, которые почему-то не удавалось толком рассмотреть: составные части устройства скрывались за их мерцающими, многогранными контурами.

— Что это? — спросил я, весьма заинтригованный.

— Прибор, изобретенный сэром Уильямом. В нем заключено вещество, увеличивающее мощность мотора, и нешуточным образом. Но я уже говорила вам, что сэр Уильям не был удовлетворен конструкцией в целом и забросил свой аппарат.

— А куда девался мотор?

— Сэр Уильям забрал его в дом и использует, чтобы снабжать лабораторию электрическим током.

Я наклонился пониже, силясь разобраться, что это за хрустальные поверхности, но даже с близкого расстояния мне не удавалось установить, как они сделаны. Летательный аппарат не оправдал моих ожиданий; если бы он поднялся в воздух, это было бы, надо думать, потешное зрелище. Выпрямившись, я увидел, что Амелия отступила на шаг.

— Скажите, — обратился я к ней, — вам случалось помогать сэру Уильяму в лаборатории?

— Да, когда он просил меня об этом.

— Значит, вы его доверенное лицо?

— Если вас заботит, способна ли я уговорить его купить ваши очки, то полагаю, что да.

Я ничего не ответил: злосчастная история с очками совершенно выскочила у меня из головы.

Мы медленно двинулись обратно в сторону дома, вышли на лужайку, и только тогда Амелия смилостивилась:

— Теперь, быть может, отправимся на велосипедную прогулку?

— С радостью.

Мы вернулись в дом, и Амелия вызвала миссис Уотчет. Достойной женщине было сказано, что мы сейчас выйдем из дому, но чай тем не менее следует сервировать как обычно, в четыре тридцать. Затем мы отправились к навесу, под которым хранились велосипеды, выбрали себе по машине и вывели их, придерживая за руль, через сад к границе Ричмонд-парка.

3

Мы устроились в тени деревьев, нависающих над берегом живописного пруда, и Амелия наконец поведала мне, что произошло с ней наутро после нашего разговора.

— На завтрак меня не позвали, — рассказывала она, — а я очень устала и проспала. В половине девятого меня разбудила сама миссис Энсон, которая принесла мне завтрак в постель. Затем, как нетрудно догадаться, я удостоилась чести выслушать лекцию о воззрениях миссис Энсон на вопросы морали. Лекция, как водится у этой дамы, была весьма продолжительной.