- Я... не знаю. Конкретно... ну, что-то такое из медицины и... архитектуры. И ботаники еще, наверно. Ну, и по цвету это было очень необычно.
- Какой был цвет?
- Там был такой... переход от темно-фиолетового к оранжевому, но очень такой плавный и через такие... изгибы как бы... каждый изгиб был уже другого цвета... и все это перетекало постепенно. Необычно и красиво. И запах.
- Какой?
- Не могу точно сказать... но очень насыщенный и такой... аппетитный.
- Ну, мясной, рыбный, овощной? Какой?
- Это сложная комбинация разных запахов.
- Приятных?
- Конечно. Не говном же должно пахнуть...
- Так. И что потом?
- Потом мы с официантами подошли к столу, и официанты стали расчленять конструкт.
- Как?
- На порции. Это довольно сложная работа. Высший пилотаж, так сказать. Это не просто - индейку разрезать или торт. Они вырезали из конструкта куски разной формы и цвета и выкладывали на тарелки клиентам. Подали напитки. И отошли к стенам. А клиенты стали есть.
- Что они говорили?
- Хвалили. Говорили, что никогда ничего такого не ели.
- Сколько продолжался ужин?
- Часа два с половиной.
- Они все съели?
- А как же. Конечно.
- Расплатились и ушли?
- Расплатились и ушли.
- Сколько заплатили?
- Семьсот с чем-то.
- Так. Ужин №2.
- Где-то дня через два мне позвонил Буритери. Я приехал. Там был один клиент. Витя Мягкий.
- Отлично. И?
- Он заказал: "ВЫТКАЛСЯ НА ОЗЕРЕ АЛЫЙ ЦВЕТ ЗАРИ".
- Так много?
- Ну, а чего ему деньги жалеть?
- И что получилось?
- Такая... пирамида... сине-лиловая... вытянутая такая... и как будто сквозь нее что-то прорастает. Лимонно-желтое. И шары, шары такие пористые. Но он всё, конечно, не осилил.
- Много осталось?
- Почти половина. Он пару бутылок шампанского выпил, потом еще коньяку добавил. А потом заказал бутылку своей водки, "Мягкая", и сказал: "С почином вас, ребята. Навалитесь!" И мы выпили и стали есть. А он курил и нас теребил.
- И во сколько ему это обошлось?
- Три тысячи двести рублей.
- Так. И что вы можете сказать по поводу вкуса этого конструкта?
- Ну... трудно... что-то... нет, ну, во-первых, он из многих частей состоит. И части разные на вкус, и важно, в какой последовательности ты ешь. Но... я даже не знаю, с чем это можно сравнить. Там, все эти части, они не только разные на вкус, но еще и по консистенции разные.
- Как это?
- Одну ешь - вроде паштет с орехами, и вдруг она переходит в такой сочный кусок какого-то мяса в каком-то белом таком желе... а рядом сразу что-то хрустит, что-то из слоеного теста, потом что-то раз - и потекло, а потом опять мягкое... ну и так далее.
- Ужин №3?
- Номер три... так... это была женщина. Но я ее никогда нигде не видел. Она не из богемы и не из буржуев.
- Имя, фамилия?
- Не знаю, честно говорю.
- Ой ли?
- Ну, чего мне скрывать-то... я же все вам говорю. Женщина. Так, одета... вполне со вкусом, но без широты. Посидела, подумала, потом сказала: "БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ". Машина заработала. И через минут сорок выползла такая... ну, как тропическая гусеница. Разноцветная, с такими овалами и сеткой... а в центре воронка с красивой глазурованной поверхностью. Мы расчленили очень красиво, подали. Она заказала французское, кажется, вино. И выпила полбутылки. Съела где-то всего одну треть. Цена вполне скромная: 1400.
- И вы опять доедали?
- Конечно.
- Ужин №4?
- Так... а! Это была веселая компания. Вы их знаете, конечно. Пятеро: Паша Разноглазый, Сережа Бильярдный Шар, Вика Плющевич, Маша Лиса-оборотень и Шептуля Эсэсовец.
- Еще бы.
- Они пришли уже в духе, долго разглядывали Машину, прикалывались. Потом Паша Разноглазый взял лист бумаги и предложил всем составить одно предложение из пяти слов, не произнося их вслух. Он распределил, кто придумывает существительное, кто прилагательное, кто глагол, и так далее. Каждый писал на бумаге свое слово и заворачивал его, чтобы никто не видел. И у них получилось: "ГНИЛОЙ БУРАТИНО ТРЕБУЕТ МОДНОГО КЛЕЯ". Они долго смеялись, и Сережа Бильярдный Шар заметил, что это совсем реалистическая фраза, значит, им пора тушить свет и расползаться по разным мирам. Маша Лиса-оборотень сказала, что всегда готова, а Шептуля Эсэсовец сказал, что ему уже некуда ползти. Потом Паша Разноглазый громко проблеял эту фразу. И Машина заработала. Часа через полтора из нее выползло такое овальное, как бы приплюснутое яйцо. Полупрозрачное. И внутри этого яйца... как сказать...
- По-русски.
- Ну... это был... такой очень сложный город или завод. Трубы какие-то, переплетения... и все это стягивалось к центру яйца. А в центре... что-то было такое... серебристо-голубое... похожее на череп лошади с грибом. Но это был не череп. Да и не гриб. И они заказали шампанского, а Шептуля Эсэсовец апельсиновый сок. Очень долго ели. Часов пять. И много говорили. Так много, что у меня голова закружилась. Но съели все. До крошки. Стоило это им три семьсот.
- Ужин №5?
- Сейчас... дай Бог памяти...
- Мы поможем, если что.
- Не надо. Значит... двое. Лешечка и Ленечка. Это люди питерской сцены, так что я их не знал. Они пришли слегка пьяные, и сначала Ленечка сел Лёшечке на колени, и они так сидели, раскачиваясь. И шептались. А потом Ленечка предложил сначала нюхнуть, а потом уже "покушать по-легкому", как он выразился. Нюхнули. И долго препирались, кому делать заказ. Каждый предлагал, чтобы сделал другой, а тот, в свою очередь, отказывался в пользу друга. И это длилось очень долго. Потом все-таки Ленечка сделал заказ: "НЕ МУЧАЙ МЕНЯ!". И Лешечка сразу стал целовать ему руки. Из Машины вылезло что-то обтекаемое, гладкое, но многослойное, как такая расплющенная подводная лодка. И она словно была из многих-многих слоев такой очень красивой березовой коры... трудно, конечно, описывать пищевые конструкты...
- Это важно для дела. Фотографии, конечно, больше помогли бы, но за неимением оных, так сказать... продолжайте.
- Да. Фотографировать конструкты категорически запрещалось. Это было нерушимым правилом.
- Это нам известно. Продолжайте.
- Вот. Лешечка и Ленечка, значит. Они пили совсем мало... полбутылки белого вина. И съели только несколько кусков. Заплатили они что-то около тысячи трехсот.