— Бездари! Тупицы! Да я вас всех к чертям собачьим поувольняю! Ставки были очень высоки, и запороть сделку с самим, с самим… Господи, дай мне сил! — Михаил схватил одной рукой степлер, а другой свой ежедневник, и поднял в воздухе, прицеливаясь к Алексею и директору по логистике Степану. Второй не особо переживал, поскольку знал, что вина в случившемся не его. А вот зам не на шутку испугался и спрятался за спину секретарши Алисы.
— Михаил, остановись, не надо пороть горячку, успокойся, прошу тебя.
— Ты просишь меня? А я тебя просил, просил отнестись со всей важностью к этой сделке? Я тебя просил в финале перепроверить отправку груза? Я не буду пороть горячку! Я сейчас выпорю тебя!
Алиса не сдержалась и захихикала, как и остальные сотрудники, еле сдерживающие смех, потому что Михаил совершенно не умел ругаться и, отчитывая кого-то, каждый раз выглядел комично.
— Хватит ржать, сейчас и тебе достанется. Ты тоже не видела в накладных, куда собрались везти...груз?
Секретарша потупила глаза и перестала заслонять собой Алексея.
— Алисонька, детка, куда же ты? Не оставляй меня с ним. Мы же — команда.
— Прекрати прятаться за девичью хрупкую спину. Ты мужик или где в конце концов? Пора научиться отвечать самому за свои поступки. Ох я тебе сейчас устрою. Выбирай: степлер, ножницы или ежедневник?
— Мишель, тебя посадят за убиение невинных младенцев.
— Наш суд самый гуманный в мире. И меня оправдают, поверь, ещё и скажут, что я тебе мало всыпал. Аки младенец выискался.
— Михаил Романович, вы сгущаете краски. В конце концов мы можем сослаться на пункт договора о непреодолимых обстоятельствах.
— Да неужели? Напомни-ка мне, а какого такого договора?
— Как же… — Алексей осёкся, так как понял, что сморозил глупость.
— Я вот думаю, может, мне не на пункт договора сослаться, подписание которого, ты нам сорвал, а тебя сослать на добычу морепродуктов, чтобы ты наконец-то понял, каким реально трудом нам всё достаётся, прочувствовал на себе, так сказать? Кстати, товарищи, можете поблагодарить Алексея Фёдоровича — дальнейший успех нашего «Мишеллиона» теперь под большим вопросом, и обещанной премии у вас не будет.
— Михаил Романович, я бы попросил не устраивать мне публичную порку, мы не в детском саду. Раз я напортачил, то буду отвечать по всей строгости, и другие сотрудники здесь не при чём. — Коллеги с недоверием и усмешкой посмотрели на Алексея, прекрасно понимая, что он как обычно пытается себя обелить, а рыльце у него всегда было в пушку, только пока никто Михаилу не открыл на это глаза.
— Ответишь, куда ты денешься с подводной лодки. Господа, все свободны. Алиса, я уехал, меня не для кого нет до завтра. А с тобой, Алёша, мы по телефону договорим, бойся и жди моего звонка. — Михаил схватил своё длинное чёрное пальто и стремительно покинул кабинет.
Михаил никак не мог договориться с Алексеем, тот его просто не слышал, не понимал и не знал, как теперь исправить случившееся. И в тот момент, когда Радионов уже собрался сообщить своему заму об увольнении, кто-то дёрнул его за подол пальто. Перед ним стояла конопатая девчушка лет пяти на вид с растрепанными пшеничными косами в белом летнем сарафане в зелёный горошек и с любопытством смотрела большими ярко-голубыми глазами на него. «Я перезвоню», — сказал Михаил Алексею и сбросил звонок. Он потрогал своё осеннее тёплое пальто и недоумённо уставился на девочку, одетую явно не по погоде.
— Малышка, ты чья? Ты с кем? Ты почему так одета не по сезону?
— Дядя, как у тебя много вопросов. Прямо почемучка ходячая, как я, когда была маленькой.
— А сейчас ты большая, стало быть?
— Конечно. Мне в этом году восемь исполнилось, могла бы пойти в первый класс.