Жорик поспешно ретировался на улицу - вышел на свежий морозный воздух. Вдохнул его полной грудью.
Снова завернул за угол, миновал длинную стену дома с окнами, занавешенными шторами в цветочек. Вышел, минуя новый поворот, на тропинку, ведущую к калитке. Повернул на калитке вертушку...
- Привет! А ты что здесь делаешь? - раздался сзади голос. Он обернулся. На порог дома только что выскочил Петька, в майке и спортивных шортах. И, несмотря на холод, прямо в домашних резиновых тапочках, он направился к Жорику. - Я увидел, как ты сейчас прошмыгнул мимо окна. Ты что, в пристройку, что сзади ютится, заходил? И чего это тебя туда понесло? - спросил он весело.
"Вот это - настоящий Петька, - подумал Жорик, но не слишком уверенно.
- Да вот... Решил тебя навестить. И почему-то подумал, что ты живешь там, в пристройке. А здесь - твоя бабушка, - отвечал он, озираясь вокруг и внимательно изучая лицо друга.
- И откуда... Ты вообще знаешь о пристройке? Гм... Ну, я сейчас именно с бабушкой и живу. А в пристройке ещё ремонт требуется. Заколочена она сейчас наглухо. Ну, ты сам, наверное, видел. Просто орки какие-то там обитали. Квартиранты, типа. Бабушку мою напугали было до полусмерти...
- Кроме ремонта, наверное, потребуются свечи, ладан церковный, вода крещенская, - пошутил Жорик.
- Ага, - не в шутку, согласился Петька. - Слушай, а ты просто так ко мне зашел, или дело есть?
- Было дело. Но, пожалуй, отложим пока. Разговор есть. Но уже некогда. Задержался я здесь... Пора уже бежать на лекцию, - Жорик не решился и у Петьки оставлять Мнемозину.
- Ну, тогда... Во сколько сегодня заканчиваешь? - поинтересовался Петька.
- В три с небольшим.
- А... В это время меня здесь не будет. Но приходи к нам в Будда - бар. Это - наше кафе в центре города. Новое; там будут йогины тусоваться. Адресок запиши, и найдешь там меня и Семён Семёныча. Заглянешь? Там и поговорим.
- Постараюсь. У меня в восемь встреча, а до этого времени я буду свободен. Приду, - ответил Жорик, пожимая руку Петьке.
Рука была обычная, розовая и тёплая. И Петька был трезв, как йог в понедельник.
Глава 3. Предчувствие разгрома.
На кафедре, куда он заглянул, к нему неожиданно подсел Поросин, никогда ранее им не интересовавшийся. Он даже никогда не здоровался с Жориком, предпочитая демонстративно отворачиваться.
Поросин, глядя на Жорика в упор, вкрадчиво проворковал:
- Мы вот тут посовещались, и решили у вас спросить... Гм... Вы знаете некоего Габрелянова?
"Габрелянов, Габрелянов, - судорожно прокрутилось у него в голове, и фамилия на миг показалась ему абсолютно чуждой, незнакомой в устах этого субъекта. Он впал в легкий ступор, в то время как его не отпускали въедливые глаза Поросина, вцепившись в него с осьминожьей, холодной хваткой, будто скользкие щупальца.
Первым делом, он хотел резко ответить нет. Но тут же ужас осознания впился в него раскаленным железом. "Это же... Это же... мой научный руководитель, Гарик Борисович. Милый, интеллигентный человек. Давно мне знакомый. Но я даже не сразу узнал его фамилию в устах Поросина. И зачем, интересно знать, он понадобился этой гарпии? - этим словом он мысленно назвал Зинаиду Григорьевну: ведь он прекрасно знал, для кого старается Поросин.
- М-м... Это - мой научный руководитель. Он живёт в Ростове, занимается изучением Средних веков.
- Надо же! А мы уж подумали, что такого человека не существует... Часть финансирования нашей кафедры была направлена в ростовский филиал вуза, мы это раскопали. На зарплату некоему Габрелянову. Который, вроде как, вёл там лекции. И мы решили, что эта фамилия вымышлена. Но, похоже, что он - соучастник.
- Соучастник чего? Габрелянов - профессор, известный медиевист. Думаю, что он действительно вел лекции в нашем филиале. Но я не в курсе. И меня с ним познакомил Павел Сергеевич.
- Кстати, он, наш слишком щедрый Павел Сергеевич, и вам кинул в прошлом году неплохой куш. Как будто, для поддержки молодого специалиста... Тоже мне, молодой, да ранний! На кафедре вы - без году неделя, а вот тебе, пожалуйста! Вы здесь второй год, а вам - помощь материальную, подумать только, - и Поросин, отлипнув взглядом от Жорика, наконец уполз восвояси, бурча себе под нос:
- Всё равно, выведем на чистую воду всю эту шарашкину контору! Попляшете ещё у нас!
Сам Поросин писал кандидатскую диссертацию уже лет десять, и первые два года он даже имел полный, и хорошо оплачиваемый отпуск, двух или трехгодичный. И ходил в институт только затем, чтобы получать деньги. Но об этом он сейчас или умолчал, или забыл. По прошествии этого срока, он ничего, никакой кандидатской, не предоставил. И был уволен, но лихо вскоре переметнулся с кафедры истории на кафедру культурологии, и был взят тогдашней завкафедрой из жалости: не захотела она пускать человека, да ещё и приезжего, по миру.
После очередной пары у Жорика было окно: то есть, пара была свободная, без лекций или практических. Вначале он пошел на студенческий стадион: прогулять кошку. Мнемозина выпрыгнула из сумки, посидела на травке, а потом поднялась вверх по ступенькам и отправилась в институтский парк. Жорик тоже поднялся по лесенке и отправился за кошкой. На газоне со старыми дубами, которые новый начальник службы безопасности всерьез намерился спилить, - мешали ему, наверное, вековые дубы, - Мнемозина, коротко и быстро, сделала свои кошачьи дела и вернулась к Жорику. А он сидел теперь неподалеку на лавочке и от нечего делать изучал студенческие стихи, тут написанные, ручкой или фломастером, а также пронзенные сердца и клятвы в вечной любви. Мнемозина запрыгнула на лавочку, и, закрыв задом надпись: "Я люблю Зою К.", немного посидела рядом с Жориком. А вскоре, как показалось, понимающе вздохнула и сама полезла в сумку.
И тогда, Жорик отправился в институтский музей: именно там проще всего было застать Павла Сергеевича, поскольку заведующий кафедрой именно там чаще всего проводил занятия по дизайну. В здании музея несколько помещений принадлежало их кафедре, культурологии и дизайна.
Действительно, Павел Сергеевич оказался среди не очень большой группки студентов - дизайнеров. Они занимались макетированием: клеили из бумаги красивые здания, которые сверху затем покрывались тонким слоем гипса или алебастра. Сверху их ещё можно было аккуратно покрасить.
- Павел Сергеевич, можно вас на минутку? - неуверенным голосом, спросил Жорик.
Павел Сергеевич молча встал и вышел в коридор, рекомендовав студентам продолжать работу. За дверью в аудиторию Жорик наскоро передал завкафедрой суть своей беседы с Поросиным. Тот нахмурился.
- Я... Знаю, Георгий Владимирович... Не этот конкретный пассаж, но то, что под меня усиленно копают. Зинаида Васильевна недавно защитилась. И теперь... Да, она всерьез намерена занять моё место. Несмотря на то, что у меня писала диссертацию. В общем, я примерно половину её работы выполнил, по доброте душевной. Советы ей давал, литературу искал. Пригрел змею на своей груди... Да что уж теперь. Поздно после драки кулаками махать! Изживут меня со свету, а вернее, с кафедры. Это - вполне вероятно. Мне скоро переизбрание на должность грозит. Конечно, не выберут. Что ж! Не пропаду. Найду другую работу. Здесь мне житья не будет, даже в качестве рядового преподавателя, понятное дело. Вас мне жаль: тех, кто пришел при мне на кафедру: например, тебя, Оксану, художников многих. Изживут они и вас. Из принципа. Я только что понял их нутро и методы. Увы, поздно. А вы - не свои для них люди. К примеру, взяток со студентов не берете. И... Знаете, Георгий Владимирович, что отвратительней всего? Что именно то, чем сами занимаются, они мне стараются приписать: нечестность на руку.