- Да уж... Страшно всё это, Павел Сергеевич.
- Страшно. Но, ничего. Бог им судья. А мы с тобой всё равно выживем, вот увидишь. Покинем только этот распрекрасный вуз, с его высшей мерой обучения... Не скажу, конечно, ничего плохого про технические кафедры - но гуманитарное образование здесь покрывается плесенью. И того они не понимают, недоучки с дипломами, что учиться нужно, будучи преподавателями, всю свою жизнь. Считают, что уже достигли вожделенных райских кущ, и теперь их диссертация работает на них, мол... Можно сидеть и командовать студентами, унижать их. А ещё, не понимают того, что уволят меня, тебя, Ксению Никифоровну, художников - а потом, отделят кафедру дизайна от них. Прикроют совсем или сольют со стройфаком. А кафедру культурологии втиснут к философам. Не станет такой кафедры. Или, и вовсе прикроют их странную коммерческую лавочку, которая называется факультетом гуманитарных наук... Если не будет факультет давать никаких знаний, а лишь корочку. К выдаче корочек они здесь и пристроились... Вместо того, чтобы объединяться, учиться, развиваться - строят козни, интриги, подковёрную борьбу затеяли... Загубят успешно начатое дело, на корню угробят. И сами вылетят пулей... И поделом. Студентов лишь жалко ещё...
- Несомненно, студентов жалко. И горько, что в образовании дела обстоят всё хуже и хуже.
- Да, всё так... Ну, прощайте, Георгий Владимирович, пора мне возвращаться. Ребята ждут.
Жорику нравилось здесь, в институтском музее, где несколько помещений этого старинного здания принадлежало их кафедре. Здесь пахло свежей краской. На стенах висели художественные работы студентов и преподавателей. Стояли постановки и гипсовые бюсты: иногда здесь проводились занятия по рисунку и живописи. Вдоль стен, на столах, были размещены макеты зданий и ландшафта.
В общем, творческая атмосфера ощущалась.
И вдруг Жорик ощутил собственным нутром, что всё здесь уже обречено; всё вокруг, как ему вдруг показалось, начинало подтаивать, исчезать, покрываться туманом прошлого. Скоро канут в небытиё эти классы, уедет в другой город Павел Сергеевич, кафедру закроют... Зинаида Григорьевна, впрочем, останется: такие люди непотопляемы. Останется каким-нибудь штатным преподавателем культурологии на сжатой, как шагреневая кожа, кафедре с неизвестным пока названием. Наверное, поначалу культурологов объединят с философами и историками, под крылышком декана Владимира Исаевича. Только, будет это уже не целый факультет, а маленькая кафедра. Измельчает всё, значит...
Похоже, что всё будет так, как видится Павлу Сергеевичу. И ему самому теперь тоже. Вот только, у Зинаиды Григорьевны в голове воистину наполеоновские планы. И с удовольствием, плохо скрываемым, скинет она ненавистного конкурента: своего бывшего заступника и руководителя, столь многое для неё сделавшего. Ибо, по её мнению, в продвижении по вертикали все средства хороши, а людьми можно крутить и вертеть, как тебе вздумается, используя их в своих целях. Но, не сядет всё ж она на теплое местечко: найдутся и другие желающие. Свято место пусто не бывает. Ломать, конечно, не строить... Но и вуз - всё же, не птичья кормушка.
Он вышел на улицу, и скучно поплелся в Главный корпус. Грусть Павла Сергеевича не шла у него из головы. Но у Жорика будет сегодня ещё одна лекция, и начнется она уже скоро. Нужно успеть заглянуть до неё в буфет, купить бутерброд с колбасой. Колбасу скормить оголодавшей кошке, а кофе и хлеб оставить себе.
Жидкая грязь хлюпала под ногами совсем не по-зимнему: не было туч, солнышко пригрело, давно растопило утренний иней и лед на лужах.
Машины богатых студентов перегораживали дорогу. Неподалеку от входа стоял дежурный с красной повязкой на рукаве и проверял документы: сотрудник недавно появившейся в вузе службы безопасности.
Осталось только открыть службу Правды и службу Мира. И... погнать отсюда поганой метлой таких, как Жорик. Которые не ходят строем, зевают на общих собраниях, да ещё и читают постороннюю литературу. Не только по своему предмету и не в строгих рамках читаемой дисциплины.
"Всё нынче - очень серьёзно. И мы с вами - серьёзные люди", - сказал недавно Владимир Исаевич, так начав разговор о том, что в вузе ликвидирована избираемость всеми учеными кандидата на должность ректора, и теперь ректора института будут назначать сверху... И такой новый ректор, по его словам, скоро пребудет сюда из Москвы. Якобы, для наведения порядка. На местах. Во избежание. По всей строгости.
По всей строгости... Очень серьёзно... Очень.
И вот уже в стенах вуза оживился шепоток, и змеится он по ступеням. Те, кто имеет уши, услышали... Клеветник по-гречески - диаболос. Дьявол. И ныне этот дьявол поселился в институте, забил своими копытами в предвкушении полного развала, и завилял хвостом. Его рога нацелились на всё, что ещё движется и живет здесь...
Если поощрять доносы - то пачками лягут на стол тяжелые папки. Стоит только дать команду. И он, клеветник, обязательно начнет действовать, и весьма проворно. Дьявол - клеветник на любого напишет такую кляузу, что просто зашатаешься...
Ну, а если приходит проверка, которая получает мзду за выявленные нарушения, - то она всенепременно их обнаружит. Даже если они невинней кошачьего чиха, она увеличит степень вины до космических масштабов...
Ну, а если кто-то метит на твоё место - маленькое, большое ли, - то он начнет с того, что обольет тебя грязью... Это - правило игры там, где ставка - это оклад, а цель - его получение. "Обогащайтесь!" - заявили с трибуны те, кто уже обогатился. И низы, подобно верхам, полезли обогащаться, отпихивая коллег от воображаемого корыта. "Их сократили? Ну и отлично, Нам больше достанется", - подумали они. Мир, нацеленный лишь на обогащение, делает это всеми доступными способами. Образование, медицина, культура - не всё ли равно? Для того, кем правит клеветник рода человеческого. "Вам больше достанется!" - говорит он. Но на деле, это ему - несомненно, больше... Но не вам, хапуги. С собой не унесёте.
Вам больше достанется только развала и мракобесия...
Увы, и нам заодно с вами. Увы...
4 . Будда - Бар.
Жорик несколько раз прошел мимо этого небольшого кафе. Его большая вывеска не мигала среди дня всеми своими огоньками, не светилась, но и сейчас оставалась на своем месте. Но Жорик её сразу не заметил.
По-видимому, такая невнимательность объяснялась растрепанностью его чувств, неотвязными мыслями, что поглотили его, в непредсказуемой запутанности таких, казалось бы, обычных забот ординарного дня.
Внутри кафе сейчас было абсолютно пусто. Строгие, тёмные стены, мягкий, тоже тёмный, ковер на полу, несколько небольших столиков в зале. За прилавком, где желающим наливали фиточаи, сейчас, вроде бы, никого не было. Но, поскольку Жорик при входе зацепил блестящую, подвешенную висюльку, и она мелодично отозвалась на прикосновение, то вскоре за барной стойкой появилась прятавшаяся до поры девушка. Она, держа в руках книгу, смотрела теперь на Жорика поверх очков с немым вопросом.
- Я... Ищу Петю и Семён Семёновича... Их, скорее всего, сейчас нет? - спросил тот, ещё раз картинно окинув взглядом совершенно пустое помещение.
- Они - в зале для медитации и йоги, вы проходите в дверь направо, - посоветовала девушка.
И вскоре Жорик вошел в зал, довольно обширный. Люди там действительно занимались йогой, но, по всей видимости, занятия уже заканчивались: многие уже утомились и заняли лавочки, что располагались по краю мягкого пола. Жорик тоже присел на свободное место, неподалеку от входа. Рядом с собой поставил сумку с кошкой.