Майлз любит маленьких детей и животных. Да, но написал бы он любовное письмо… ну да, да, любовное слово — недовольному щенку? Пожалуй, нет, пришла к выводу Генриетта, но, с другой стороны, щенки не умеют читать, поэтому для щенка то же самое могла бы означать лишняя косточка. И одно слово и было такой косточкой…
Генриетта ткнулась липом в подушку. Сильно.
Подобные мысли уводят в совершенно — тычок — совершенно — тычок — ненужную сторону. Запыхавшаяся, но принявшая решение, Генриетта вынырнула из перьев. Откинув назад волосы и вынув застрявшее в них перышко, она завернулась в простыню и выбралась из кровати. Хватит мучить себя глупыми мыслями, это ни к чему не приведет. Ей нужно привести в порядок дом (Генриетта наморщила нос, вспомнив мускусный запах подушки; проветривание постелей — первым делом), познакомиться со слугами (лицо Генриетты резко поменялось в цвете, когда она вспомнила свою первую встречу со слугами накануне вечером, находясь на руках у Майлза) и написать письмо родителям.
Генриетта застыла при мысли о родителях. Сначала слуги, решила она. За делами дня она придумает, как быть с родителями. Она готова была поспорить, что Ричард уже написал им, причем еще прежде, чем замер в отдалении стук колес коляски Майлза. Что бы Ричард там ни написал, в письме обязательно найдут отражение события двух последних дней — и моральный облик непосредственных участников, — представленные в самом невыгодном свете. Генриетта не знала, как объяснить случившееся к собственной выгоде, но если такой способ есть, она его найдет. Отчуждение родителей… об этом даже и думать не хотелось. Для Майлза это станет таким же ударом, как и для нее.
Генриетта потянулась к звонку, намереваясь позвать служанку, которая поможет ей одеться. Существовала, правда, одна закавыка. У нее не было служанки. И, кстати сказать, одежды тоже.
Она неодобрительно посмотрела на вчерашнее свое платье, пострадавшее во время путешествия, подняла его двумя пальцами. Юбка была щедро забрызгана грязью, подол заляпан неизвестно чем (Генриетте даже и знать не хотелось), прореха на корсаже, и — Боже милостивый, не капустный ли это лист пристал к рукаву?
— Я даже знать не хочу, — пробормотала Генриетта, встряхивая платье до тех пор, пока преступная растительность не упала на красно-синий ковер.
Генриетта подумала о налете на гардероб Лоринг-Хауса, но невольно заподозрила, что у них с матерью Майлза диаметрально противоположные вкусы в одежде. И хотя классические мотивы по-прежнему оставались в моде, пойти задрапированной в простыню было не только рискованно, но и холодно. Придется удовольствоваться вчерашней одеждой, пока она не доедет до Аппингтон-Хауса.
Морщась, Генриетта натянула грязное платье, ухитрившись застегнуть достаточно пуговиц, чтобы оно не сваливалось. На туалетном столике лежала потускневшая серебряная щетка для волос, и с ее помощью Генриетта привела в порядок спутанные и торчащие во все стороны волосы, краснея при воспоминаниях о том, каким образом они так спутались. Она почувствовала, как пальцы Майлза забираются в ее волосы, прикосновение его губ к своим губам, его… Генриетта виновато оглянулась.
— Глупо, — пробормотала она себе под нос.
Во всяком случае, подумала она, перебираясь на более безопасную почву, значительное количество этих колтунов возникло во время их стремительного бегства из гостиницы. Воспоминания о гнавшемся за ними черном безликом экипаже оказалось достаточно, чтобы порозовевшее лицо Генриетты побледнело.
Майлз, похоже, уверен, что их преследовал Вон.
Генриетта, нахмурившись, медленно расчесывала волосы, разбирала спутанные пряди.
Все указывает на Вона. Его чрезмерное внимание, которое он проявил, только когда услышал, что она сестра Пурпурной Горечавки, тот странный эпизод в Китайской комнате и его пристрастие к загадочным разговорам. Он сказал ей, будто много лет не был во Франции. И однако же вчера сказал о возвращении во Францию, словно бы после короткого отсутствия. С ним была связана таинственная женщина, но больше всего бесило то, что у него имелась возможность последовать за ней и Майлзом из гостиницы.
И тем не менее… что-то слегка цепляло, словно немного фальшивящая мелодия. Генриетта, хмурясь, смотрела в зеркало и пыталась вычленить источник своего недовольства, вернувшись мысленно к узкой лестнице, приглушенным голосам, слышным сквозь щели в двери.