— Если я правильно понял, — сказал я, — вы поступили вполне сознательно, известив югославские власти о том, что карта побывала в чужих руках?
— К сожалению, у меня не было другого выхода. Будучи новичком в нашем деле, Димитриос совершил непростительную ошибку, выпустив меня живым. Он, наверное, думал, что я, шантажируя Булича, легко опять получу в свои руки карту. Но эта карта теперь не имела для меня никакой цены, во-первых, потому, что секретные сведения стали известны другой разведке, а во-вторых, потому, что, сообщая сведения, уже известные другой разведке, разведчик роняет свой престиж. Конечно, я был очень зол на самого себя. Единственным утешением было только то, что Димитриос получил от французов половину договорной цены за информацию, как будто они догадывались, что она уже устарела. Впрочем, она стала такой чуть позже, после предпринятого мной демарша.
— Что стало с Буличем?
Черты лица Г. вдруг исказила брезгливая усмешка.
— Жаль, конечно, что все так получилось. Я обычно беру на себя ответственность за судьбу тех, кто на меня работает. Его арестовали чуть ли не на другой день. Карты хранились свернутыми в металлических цилиндрах, а ему, чтобы вынести карту из министерства, пришлось сложить ее несколько раз. На ней одной были следы складок, ну и, конечно, на ней нашли отпечатки его пальцев. Булич рассказал властям все, что знал о Димитриосе. Это и спасло ему жизнь — он был приговорен к пожизненному заключению. Я уже приготовился к тому, что власти будут разыскивать и меня: в конце концов ведь это я познакомил его с Димитриосом. Но, как ни странно, меня не трогали. Подумав, я решил, что Булич, возможно, боится дополнительного обвинения в получении взятки либо сделал это из благодарности за те двести пятьдесят динаров, которые я ему дал в последний раз. Весьма вероятно, он так и не догадался, что за всем этим стоял я. Как бы там ни было, мне это очень пригодилось: ведь я еще не закончил свою работу в Белграде и, если бы за мной началась слежка, мне пришлось бы переменить паспорт и — что самое для меня неприятное — прибегнуть к гриму. Судите сами, насколько бы это усложнило мне жизнь.
Я задал ему свой последний вопрос, и вот что он мне ответил:
— Да, я сфотографировал новую карту. Правда, на этот раз я пошел совсем другим путем. Вернуться с пустыми руками я не мог хотя бы потому, что ухлопал на это предприятие кучу денег. Кстати, в нашем деле всегда так: хорошо, если огромные силы и средства тратятся хотя бы не впустую. Вы, наверное, думаете, что я просчитался, поставив на Димитриоса. Полагаю, это несправедливо. Ведь моя ошибка заключалась только в том, что Димитриос казался мне таким же жадным до денег дураком, каких миллионы. Каково же было мое удивление, когда он отнял у меня пленку, не дожидаясь своих сорока тысяч! Эта ошибка в прямом смысле этого слова стоила мне очень дорого.
— Ошибка эта особенно дорого обошлась Буличу, — сказал я с каким-то мстительным удовольствием и пожалел об этом, потому что Г. нахмурился.
— Я хочу напомнить вам, уважаемый мсье Латимер, — начал Г. свою отповедь, — что Булич был изменником родины и получил по заслугам. Сантименты по отношению к таким, как он, просто недопустимы. Кроме того, как известно, на войне ведь и убивают, и Буличу здорово повезло, что он остался жив, — обычно таких, как он, расстреливают. Рискуя прослыть в ваших глазах беспредельно жестоким, я заявляю, что тюрьма для него — дом родной. Ведь, в сущности, ему не нужна была свобода. Жена только и ждала подходящего случая, чтобы бросить его. Уверен, что она прекрасно устроилась. И мне не хочется бросать в нее камень, потому что человек он был ужасно неприятный. Когда ел, вечно брызгал слюной, и был таким занудой, какого поискать. Вы, наверное, думаете, что, получив от Димитриоса деньги, он пошел к Алессандро и отдал ему долг? Ошибаетесь. Когда его арестовали, пачка так и не была распечатана. Хоть бы истратил на что-нибудь пару тысяч. Видимо, дорогой мой, у таких, как он, просто отсутствует чувство юмора.
Мое письмо, дорогой Марукакис, подходит к концу. Думаю, я очень утомил вас. Все-таки я надеюсь, что вы напишете охотнику за призраками и скажете мне, есть ли хоть какой-то смысл в исследовании прошлого. Между прочим, я начинаю в этом сомневаться. Согласитесь, история получается ну совершенно никчемная — ни героя, ни героини, одни только негодяи и дураки. А вам, быть может, кажется, что одни только дураки?