Зарин в данный момент, как и его мать, не понимает происходящего, но не граф. Тот всё прекрасно понял и, на удивление, держался слишком спокойно. Я стёрла со щеки раздражающую слезу, мысленно приказывая остальным навек усохнуть.
— Сколь бы ужасным отцом вы, граф, не являлись — поздравляю. Вы возвысились в моих глазах благодаря этому, — кивнула в направлении разбросанных бумаг и продолжила: — Однако скатились на самое дно как мужчина и представитель рода.
Лина, задыхаясь от возмущения, не могла подобрать слов и выглядела так, словно вот-вот набросится на меня, тем временем граф бесстрастно молчал.
— Я так разочарована в вас, Ваше сиятельство.
— Изери?! — встрепенулась Лина. — Почему ты молчишь?
— Кто-нибудь объяснит, что происходит? — подключился Зарин.
— А ты посмотри, дорогой брат, что написано на всём этом. Прочти о том, как твоя мать разрушила жизнь моей покойной матушки.
Опомнившись, Лина, опередив сына, подхватила с ковра первый попавшийся листок и, прочитав содержимое, побледнела. Проследив за реакцией матери, Зарин выхватил из её рук пергамент, но эльфийка в попытке остановить отпрыска умудрилась оторвать кусок.
— Мама? — удивился Зарин её поступку.
— Не слушай этот бред, дорогой, — принялась уверять его она. — Это всё полнейшая нелепица и лживые обвинения!
— Ах-ха-ха! — не сдержалась я от исторического вопля. — Ложь? О-хо-хо... Госпожа Лавантели, другого я от вас не ожидала.
Зарин попытался прочесть в её взгляде что-то, о чём знает только он, а после повернулся к отцу.
— Отец?
Тем не менее эльф не взглянул на законного сына, а продолжал смотреть только на меня.
— Я не отрицаю прошлого, Микаэла.
— Ещё бы вы отрицали, когда все доказательства здесь. Я понимаю, почему это сделала ваша жена, но не понимаю, почему вы не поверили маме. Если между вами действительно была такая мучительная любовь, как описывалось в её письмах вам, то почему же...
— Закрой свой рот... — прошипела Лина.
Я повернулась к ней с удивлением, подняв брови.
— Вы действительно ужасная женщина. Если бы мама рассказала мне о прошлом, я бы ни за что в жизни не пошла за вами. Я бы никогда не поверила вам.
— В таком случае выметайся! — указала она рукой мне на дверь с лёгкой ухмылкой. — Я не жалею о том, что помогла Визларии с уничтожением рода Юно. Ни капли не жалею об этом с того самого дня, когда узнала, что моя подруга возлегла с моим мужем и понесла от него ребёнка! — закричала она. — Я не жалею ни о чём, лишь о том, что не послушалась сердца и привела тебя сюда...
Я широко улыбнулась.
— Думаете, после всего, что нас связывает, я так просто уйду?
Лицо её побагровело.
— О нет… Я же признана графом как второй наследник. Не мечтайте о том, что я оставлю вас, госпожа.
Граф, ни говоря ни слова, безмолвно взял в руки лежащее на клавишах рояля письмо моей мамы.
Голубой выцветший конверт скрывал в себе новости о её беременности, в нем она слезно молила графа спасти меня от её участи и забрать к себе на воспитание. Она не просила помочь ей, но умоляла дать мне шанс на лучшее.
На момент отправки письма мне исполнилось полгода.
— Я не получал этого, — сведя брови, он поднял взгляд на притаившуюся супругу. — Лина?
Закусив губу, эльфийка поспешила удалиться вовсе.
— Получается, мама содействовала краху твоего деда, а после скрыла факт беременности.
Я осмотрела беспорядок вокруг.
— Да, Зарин… Из-за жадности виконтессы Визларии Оди-Юно твоя мать ввязалась в аристократические сговоры, тем самым погубив несколько жизней, а узнав о беременности, оборвала единственную ниточку, лишив мою маму шанса на восстановление репутации.
— Отец, если это правда, почему ты ничего не сделал? — недоумевая, спросил Зарин, находясь в шоке.
Граф тяжело вздохнул:
— Всё слишком сложно, чтобы так сразу объяснить причины моего бездействия. Мне очень жаль, Микаэла.
Он аккуратно сложил письмо и сунул во внутренний карман пиджака, а затем ушел.
С его уходом наконец-то я смогла вздохнуть полной грудью и, оставшись наедине с ошарашенным Зарином в пустой гостиной, который неожиданно рассмеялся.
— Прости, Микаэла, я должен подумать об этом в одиночестве, — и исчез, оставив порванный лист на крышке рояля.
Опустошенность и смесь довольства с липкой горечью — только так могу охарактеризовать собственное состояние. Дрожащими пальцами собрала разбросанные бумаги, но не смогла уйти, не сыграв партию на клавишах одинокой рояли.
Энергичная, а где-то яростная мелодия заливала центральную часть графской резиденции. Не жалея сил, я отдавала мелодии собственные чувства: обиду, злость, грусть и радость. Мне радостно, что скрываемая Линой правда открылась, и именно я решила, что с ней делать, а главное — родилась очередная цель.