Этот мир. Мир аристократов невероятно жесток и бессердечен.
— Юный....
— Уходите, — полутоном сказала я, взобравшись на кровать, где лежал младший брат. — Спасибо, но уходите.
Всего лишь день отделял меня от законного признания. Я прекрасно знала это и чуть сдержалась, чтобы не закричать.
Когда-нибудь я смогу отплатить доктору Лазэйну за его помощь. В глубине души я понимаю, что он всего лишь подданный графа, который вынужден следовать строгим правилам, но, как обиженный ребёнок, я не могу простить ему этого... Никогда. Этот Лазэйн, несмотря на мою идентичную внешность с графом, осмелился отказать мне.
Как он мог затронуть тему родства, когда мы так похожи?
Отомщу, когда придет время.
Возможно, если бы мадам была здесь, Микарису помогли, но мир против меня. Против нас.
Микарис тяжело дышал. Щёки его были алыми и горячими, а лоб влажный от пота.
Я выжила влажное полотенце избавившись от лишней воды и положила на маленький лоб младшего брата.
— Держись братик. Ты должен жить... Ты обещал матушке!!
***
Шёл дождь. Тяжёлые капли били стекло, а нежное прикосновение к моей голове напоминали маленькие ручки. Распахнув глаза, я подорвалась с места.
— Микарис... Микарис!
Он улыбался самый счастливой улыбкой и мне стало страшно.
Неужели я сплю? Неужели ты пришёл ко мне во сне, потому что умер?
Я боялась озвучить собственные мысли, а потому ущипнула себя за руку. Острая боль и жжение на коже отрезвили мои мрачные мысли.
— Сестр… Братец.
— Как? Как себя чувствуешь?
Я засуетилась.
— Хорошо, братец, — улыбнулся он.
Немедля приложила руку к его лбу и ощутила прохладу. Лихорадка спала.
— Прости меня Микарис. Не нужно нам было идти искать травы. Прости... Ты чуть не... — слёзы навернулись на мои глаза. Маленький Микарис не понимающий захлопал ресницами.
— Мне помогло лекарство, Микаэла, — прошептал он.
— Лекарство?
— Я смутно помню, как возле меня стоял доктор, вы говорили о чём-то. Я был уверен, что ты уговоришь его вылечить меня. Спасибо...
Он выглядел благодарным и счастливым. Таким я его не видела уже очень давно.
— Микарис... Тебя... — я запнулась. — Погоди-ка.
Я приподняла вьющиеся локоны у его заостренных ушей и ошалела.
За ушами не осталось красных пятен.
Красная сыпь за ушами констатирует факт наличие первой стадии «Пустынной лихорадки». Чем темнее пятна, тем выше стадия, но сейчас я не видела ни единого пятнышка.
Также я никогда не была глупым ребёнком. В свои одиннадцать разбиралась в травах и могла приготовить простые настойки от различных болячек. Таким образом мне удавалось замедлять развитие болезни брата и даже мамы, но это...
— Яд...
В памяти всплыл змеиный хвост той твари с радужной чешуёй. Не выжидая более, я достала из шкатулки маленькие корешок сладкого дерева название, которого у меня никак не получалось запомнить.
— Что ты чувствуешь?
Немного подержав во рту корешок, брат скривился, а затем выплюнул его.
— Горько? — обречённо уточнила я.
Но секунду спустя он закачал головой после чего меня захлестнул восторг.
— Немного сладко.
— Ты не обманываешь?!
Он серьёзно покачал головой, я же просияла.
Корень сладкого дерева стоит очень дорого, но мне удалось как-то раз его выкрасть у милой аптекарши, за что до сих пор стыдно.
Суть моего поступка была очевидна: данным корешком определяют действие лекарства. Пятна могли исчезнуть лишь на время, но корень никогда не врал. Если после мерзкой горечи пациент чувствует сладость – болезнь притупилась, но не отступила.
Здоровый эльф, раз лизнув корешок, ощутит приторную сладость после ужасной горечи, тогда как заражённый – только горечь, и чем выше стадия, тем отчётливее.
Тогда в моей голове родилась очередная теория, в последующем ставшая целью всей жизни.
Глава 4
На следующий день я в сопровождении Несс и рыцаря отправилась в портовый, всем известный городок – Забытый.
Мне нужно найти аптеку.
Пока отца не было в поместье я могла передвигаться по территории Рододена под присмотром представленной прислуги. Пусть это и обременительно, раздражающе, но лучше так, чем вовсе быть взаперти.
На те небольшие деньги, что оставила мне мадам Лина, я купила энциклопедию о травах и о животных, так как доступ в семейную библиотеку Лавантели для меня был закрыт до момента признания. Да и признание не могло гарантировать беспрепятственный доступ к сокровищам графских поколений.