Суета во всей резиденции ненадолго отвлекла от скандальной статьи, о которой горный эльф узнал лишь вечером того же дня из перешептываний слуг.
На удивление Ксалана, графиня Лавантели не отходила от постели графа, как, собственно, и Зарин. Изредка наследник метался между главной спальной и кабинетом Микаэля.
Мужчина задумался о написанном в газете после появления замученного и расстроенного друга, а затем сказал:
— Определенно там описывался день, когда я по счастливому стечению обстоятельств спас вредоносного мальчишку из лап работорговцев.
Услышав слова горного Зарин, нахмурившись, повернулся.
— О чём ты?
Ксалан беззвучно выругался и признался: — Случай с лошадью, описанный в газете. Я там был.
— С этого места поподробнее.
Пришлось горному рассказать о событиях того дня, узнав о которых Зарин, отчасти обрадованный, вдруг нахмурился сильнее.
— Почему мне не рассказал?
Пожав плечами, Ксалан оправдался: «Жалко стало. Узнай ты об этом, мальчишка бы сидел взаперти круглосуточно».
— Естественно!
После прочтения другу нотации Зарин слегка расслабился, но небольшой жар и усталость продолжали приносить тому дискомфорт, однако виду тот не подавал.
— Как он? — спросил Ксалан, прокручивая в руке бусы, что в детстве подарил ему дед.
Его пальцы задумчиво и неторопливо скользили по гладкой поверхности бусин, перебирая их одну за другой. Они были сделаны из горного стекла, и игра света в их гранях создавала эффект мерцания, словно звёзды на ночном небе. Их окрас разнообразен: от тёмно-синего до насыщенного зелёного, от янтарно-жёлтого до лилового. Каждый цвет был неповторим, и они казались ему чем-то большим, чем просто украшение, полученное в детстве. Словно маленькие частицы его души, несущие в себе его историю; напоминали о пройденном пути, о тех, кого он встретил за свои тридцать лет; о местах, где он успел побывать.
— Закрылся в своём кабинете и велел своей служанке никого не пускать, — а спустя минутной паузы Зарин взбунтовался: — Этот гребанный Ирис! Он мне сразу не понравился. Не удивлюсь, если он имеет непосредственное отношение к проклятой статье!
— Не думаю, — заключил Ксалан, продолжая теребить бусы: — Такие, как он, пекутся о собственной репутации больше, чем о родных.
— Ничего, — зловеще прошипел лесной и сел на место. — Иан к утру приведет дела в порядок, я уверен в этом.
Громкий вопль вынудил эльфов застыть и навострить уши.
— Черт… — обреченно. — Что на этот раз? Когда же этот гребаный день закончится?
Поспешно покинув комнату, эльфы поднялись на второй этаж и, следуя за отголосками, вышли в северный коридор, который вел к кабинету-лаборатории Микаэля. Эльфы приблизились к открытой двери кабинета ровно тогда, когда взревела Микаэла: «Не-е-т!»
Из просторов кабинета Микаэлы отчётливо слышался звон бьющегося стекла и её пронзительный крик. Мужчины на секунду застыли и переглянулись, словно уточняя друг у друга: а не послышалось ли им?
Первым в кабинет вбежал Зарин и оперативно подхватил мать на руки.
— Я уничтожу всё! — вопила она с надрывом в голосе. — Отниму у тебя не только это, но и полукровку брата! Я убью его на твоих глазах!
Лина была не в себе. Женщина уже не выглядела как благородная особа из знатной семьи. Теперь её глаза напоминали Ксалану безумного и зависимого наркомана, коих он изредка встречал в трущобах.
— Нет-нет-нет... — лепетала Микаэла над осколками.
— Убью! Отпусти меня!
— Уходи, — помогая усмирить графиню, бросил Ксалан: — Графиня не в себе. Вызывай лекаря и не отходи от неё.
Зарин с болью в глазах взглянул на Микаэлу, озабоченную абсолютно иным.
— Я разберусь, — утвердительно заключил Ксалан и закрыл дверь кабинета, выпроводив даже Асию.
Он поднял глаза и посмотрел на обломки в комнате, где царили хаос и отчаяние. Пол был усыпан стеклянными осколками от разбитых колб, мензурок, пробирок и флаконов с лекарствами. Пара белых халатов валялась на полу, словно свидетели произошедшей катастрофы, стулья же оказались перевернуты в припадке ярости графини.
В углу у стеклянного серванта на корточках сидел эльф, обхватив голову руками. Ксалану стало очень жаль эльфа, который был в отчаянии. Его многолетняя работа пошла насмарку.
Глава 32
Микаэла Лавантели
В голове было слишком пусто, а в душе ужасно обидно до дрожи в руках. Столько трудов — и всё насмарку.
Поднявшись на ноги, я вновь осмотрелась. На столе громоздились груды бумаг с записями экспериментов, которые теперь казались бессмысленными. Некогда сверкающие приборы уничтожены или испорчены, а воздух наполнял резкий запах настоек, который смешивался с ароматом разбитых флаконов недавно приготовленных лекарств, что впоследствии я планировала использовать как основу.