Ничто
Я презираю вас всех.
Презираю ваш мир, ваши ценности, вашу веру, ваши устремления.
Меня не трогают ваши печали. Меня не трогают ваши слёзы. Ваши страдания, душевная боль, муки неопределенности. Ваши радости, ваше счастье, ваше я – это всё чуждо мне.
И вместе с тем, я люблю вас. Я смотрю в ваши души, как в зеркала. Я могу впиться клопом в вашу боль и выпить её до дна. Я сочувствую вам, переживаю за вас, погружаюсь в глубины эмпатии, поддерживаю и утешаю.
И то, и это для меня – безразлично. И одну и вторую маску я могу примерять по настроению, а поносив какое-то время, со смехом выкинуть на свалку бытия.
Я – никто. И звать меня никак. У меня нет ничего. Я не управляю ничем и не поклоняюсь ничему.
Я не адепт идей и мнений. Ничто не стоит надо мной. Ничто не служит мне. Ничто не заботит меня. Я играю в игру, которой нет, и упиваюсь самим процессом. На ходу выдумываю правила и тут же нарушаю их. Принимаю ваши и, ничтоже сумняшеся, втаптываю их в землю.
У меня нет лица.
Нет тела.
Нет даже малейшего контура, по которму можно было бы определить, что я – это я.
Нет никакого я.
Нет никакого вы.
Нет вообще ничего.
Слова из моих уст – просто набор случайных звуков, сложенный в хаотичной очередности и ни к чему не относящийся, ничего не означающий, не имеющий ни начала, ни конца, ни какого-либо шаблона, ни какой-либо ценности.
Я – чистый лист, на котором можно нарисовать всё, что угодно, отдавая себе отчёт в том, что ни листа, ни рисунка тоже нет.
Я – ворох условностей, которые можно собрать в одну кучу, либо раскидать по ветру, либо сжечь, либо вовсе не обращать на него никакого внимания.
У меня нет чувств, хотя иногда я позволяю себе любить и ненавидеть, потому что мне не чужды развлечения. Они не значат ничего. Их нет. Но правилами они дозволены.
Правилами дозволено абсолютно всё. Ведь устанавливаю их я.
Я свободен. Таковым делает меня смерть.
Условно.
Мне не нужно ничего из вашего. Я смеюсь над вашим. Я смеюсь над вами самими. Ведь вас смерть страшит. А для меня смерть – это залог свободы. Насколько можно быть свободным, исходя из того, что я написал выше.
Как же нелепы ваши потуги жить!
Вы не живёте. Вы делаете вид. И ладно, если бы это было осознанно, ладно, если бы вы знали то же, что и я. Но нет! Вы делаете вид. Из трусости. Вы воспринимаете всё это всерьёз. Вы подчинили себя самим же себе. Вы –рабы собственных костей и требухи. Рабы своего я. Своих идей. Своих желаний. Вы выдумали этот мир и закабалили себя ему. Тарелка борща повелевает едоком.
Как нелепо всё, что вы делаете! Всё, что вы производите. Всё, что является для вас ценностью.
Вы заходите на дистанцию и бежите. Бежите без остановки и передышки, навьючивая на себя походя кучи вонючих тюков, примеривая десятки стальных ошейников и опутываясь сотнями клацающих цепей. А потом падаете в изнемождении и подыхаете. Не добежав никуда. Потому что финиша, который вы себе выдумали – нет. Потому что нет ничего из того, что вы себе возомнили.
И ладно бы цепи. Ладно бы ошейники. Такое могут позволить себе лишь единицы. На самом деле всё ещё хуже, ещё пошлее. Ведь вы навешиваете на себя сотни консервных банок. И с невозмутимым видом продолжаете свои крысиные бега, волоча эту грохочущую и смехотворную ношу, как священную реликвию. Грызя за нее друг другу глотки, и поучая других, таких же как и вы, идиотов, какого размера и вида жестянки они должны бы ещё на себя нацепить. И как это важно и правильно – иметь как можно большее количество консервных банок, волочащихся тебе вслед.
Вы всю свою жизнь чего-то хотите, к чему-то стремитесь, чему-то учитесь, перерабатываете тонны информации, поглощая и высирая из себя километры фекальных полей, которые не способны даже ничего удобрить. Вы ищете смысл. Вы хотите знать. Хотите оставить. К чему-то стремитесь. Вы заводите семьи, откладываете личинок и с довольной харей думаете, что правы. Что вам удалось куда-то там и во что-то вписаться.
Но все ваши планы, все ваши достижения, вся ваша гордость, всё то, чего вы достигли и без чего себя не мыслите – пожрёт смерть.
Вы сдохнете.
И после вас не останется ничего.
Несколько килограммов гниющей требухи, мяса и костей под слоем земли.
Через десять лет вас будут вспоминать только во время очередного тоста, не чокаясь, на дружеских попойках.
Через пятьдесят – вы останетесь размытой фотографией и смутным воспоминанием в голове своего потомка.
Через пятьсот – не будет ничего. Ровная земля. Ровная поверхность. Ровная память.
Всё, чем вы были – исчезнет, сгниёт, уйдёт в забвение.