Богобесие
Все псы должны быть спущены.
Всё тряпьё должно быть разорвано в клочья.
Ну так отбросим цепи.
И будем наблюдать, как собачья пасть терзает ошметки былого.
Говорение – удел выродков. Выродки могут породить только себе подобное – нечто такое же ублюдочное. Но языкастые выродки способны произвести на свет кое-что похуже – оформленную идею. И выродки на то и есть выродки, что, будучи не в силах совладать с собственным големом, они начинают поклоняться ему. Служить идее, вместо того, чтобы использовать её.
Есть среди них, конечно, особо ушлые, которые пытаются исправить ситуацию и оседлать то, что некогда было порождено на свет их болтливыми предками, но как оседлать снежный ком, когда он несется с горы?
Человечество растит собственных убийц и поработителей - тысячи концептов и идей – облекая их в словесную плоть и предопределяя тем самым свою судьбу.
Не то оскверняет уста, что входит в них.
Вышла же из них идея идей, высший символ ничтожности человека, квинтэссенция всех его соплей, неврозов и романтической дури – бог.
В бога человечина вложилась по полной. Ещё на стадии мысли сей концепт держал в руках увесистую плеть, которой впоследствии будет охаживать нерадивое мясо по обвисшим бокам, удовлетворяя все мазохистские наклонности последнего.
Мясо отчаянно нуждается в мучителе, но в мучителе не простом, а любящем.
Поразительная двойственность!
Но ведь бьёт – значит любит?
И вот уже на всю катушку загрохотала машина мясной мысли, обслуживая свой новосотворенный концепт по высшему разряду, облизывая пятки новоиспеченного сатрапа языками первосортных болтунов, обряжая его в одежды наилучших определений, расфуфыривая и напомаживая, начищая силой слова до нестерпимого блеска. И чем дольше они возились с ним, тем больше щенячьей радости и рабского восторга было в их глазах.
Ополоумев до крайней степени, мясо даже нарекло своего бога словом, расписавшись тем самым собственноручно под приговором самим же себе.
Они настолько хотели заполучить нового хозяина, который был бы практически во всём сходным с ними, но в котором одновременно нашлось бы место и всем их бесконечным фантазиям!
Дети, обчитавшиеся сказок, решили выткать ковёр-самолёт.
Получилась, разумеется, половая тряпка.
Набор нелепиц, бессмысленности, противоречий и дёшевых фокусов.
Возлюби ближнего своего и пройдись по стану, убивая брата и друга.
Каково?
И кто на такое способен?
Ну, конечно же, только мясо.
Мясо хотело такой любви, оно её и получило.
Мясу хочется думать, что ему постоянно кто-то что-то должен, что за ним следят и в случае чего – помогут, поддержат и одобрят. А на все мелкие мясные шалости – закроют глаза. Кровь можно смыть, ложь умолчать, украденное – спрятать.
Им был нужен такой бог. Который будет покрывать. Будет своим. Одним из них. Из той же шайки. А потом, в самом конце, он сумеет со всеми договориться, чтобы никто не был в претензии и всем все сошло с рук. Утрёт слезу. Агнец со львом, убийца с жертвой, рыдая от счастья, совокупятся в братских объятиях пред его любящим взором.
Мясной бог по сути такое же мясо. Только рангом и качеством повыше.
Если они – палка дешёвой колбасы, то он – свиной окорок, не меньше.
И то, что за этим не самым длинным словом скрываются километры макулатуры, написанной в его оправдание, говорит о том, что мясо где-то глубоко внутри отлично понимает, про что на самом деле оно пишет.
Про самое себя.
Очередная мечта, очередной сон. Очередное сочинение на тему «Кем я стану, когда вырасту».
Мясо до неприличия артистично и в упоении самим собой готово себя терзать и наказывать, поносить и унижать, бить и умерщвлять. Но непременно с тем, чтобы после воскреснуть, возродиться на новом этапе, новом уровне своего существования. Свинью колют насмерть, но она живёт в грудинках и колбасах. А мясо будет обитать на новой земле, под новым небом. Малопонятно в каком качестве, но разве кто-то отменял фантазию? И идут в ход тысячи слов про дух и душу, бессмертное тело, конец времени, царство любви, елисейские поля, ласки девственниц и прочую невиданную хуетень, от которой хочется схватиться за голову и оторвать её нахер.