Выбрать главу


А мясной бог?

Он, конечно же, мясной, но все-таки бог.

А как это? А вот так! И трансцендентен, и имманентен. По сущности - непознаваем… Не, как-то далековато. Он должен быть далеко, но не слишком. Сделаем так: по сущности трансцендентен, по энергии – имманентен. Во, заебись! Чё ещё? Он же один из нас? И вроде как не один из нас. Значит, будет типа железа в огне, оно ж жжётся, верно? Вроде как железo, но со свойствами огня, два разных явления, но с одним действием. Так, что еще? Что-то хуёво, что он там один. Надо, чтоб был один и не один, к тому же, всю ту хуйню, что мы прежде написали тоже нужно как-то уложить в одну концепцию, поэтому пусть будет как бы один, но несколько, допустим три. Да, един в трех лицах. А что такое лицо? Ну, типа ипостась, во, слово хорошее, спиздим у мяса, которое писало до нас и про другое, зайдёт. А един это как? Ну вот та хуйня про непознаваемую сущность, помнишь? Вот оно. Сущность тоже, кстати, спиздим, хорошее слово. Так, теперь обклеим всё это хуиллиардом положительных прилагательных, придумаем такую пиздатую штуку, как апофатика, чтоб не попасться на крючок противоречия, и обклеим его ещё одним хуиллиардом прилагательных, но уже с приставкой не-. Противоречий таки не избежать, но вот эта вот трансцендентно-имманентная хуйня – штука крайне удобная, чуть что, можно ссылаться то на одно, то на второе. Заебись. А если не все воспримут? Вырежем под корень! Любовь дается великой кровью.

Получилось такое трехголовое огородное пугало с мозгами Страшилы, сердцем Железного дровосека и храбростью Трусливого льва. Любящее всё мясное отродье, каково бы оно ни было, и нещадно стирающее его же с лица земли пачками. Такое же ёбнутое, импульсивное, истеричное и грубоскроенное, как само мясо. Противоречивое и своенравное, жаждущее крови и поклонения.

Настырное, надоедливое, горделивое, готовое удушить своей мнимой любовью всех вокруг, постоянно мозолящее глаза и навязывающее себя НЕЧТО. Сверхмясо.

А после на стержень веры лихо была насажена традиция, государственность, общественная мораль и вся мясная жизнь в целом, оформившись по итогу в заурядную и типичную систему, привычную для мяса среду обитания, где все шаги регламентированы, жизнь расписана по старым-добрым схемам, всё предельно ясно и понятно: как срать, как спать, как работать, как подыхать. Когда кусать, когда глотать, когда переваривать. Жернова системы, придуманной мясом же, перемалывают мясные кости в пыль, рассеивая её в воздухе. Жизнь идёт своим чередом.

Огородное пугало обложили драгоценными камнями и золотом, прорисовали ему лик и каждое мясное поколение, вооружившись кисточками, дорисовывало в этот лик то ресничку, то волосок. То нос увеличат, то ухо уменьшат, то клыки оформят, то цвет глаз поменяют.


Коллективный мясной бог разрастался и ширился по мере разрастания и расширения мясного коллектива.

Он принимал любые жертвы, подносимые ему и с удовольствием заглатывал целые города, народы и страны, ведь мясо, по старой доброй обезьяньей привычке, не прочь потешить себя каннибализмом. Но каннибализм должен быть освящён свыше. И бог освящал. Мясные народы сточили немало копий, выясняя с кем же из них бог. А бог, как и полагается любящему отцу, был с ними всеми, с удовольствием размещаясь на многочисленных знаменах и ременных бляхах, пожирая дохлую человечину на полях сражений и в лагерях. Бог никогда не делал между ними никакого различия. Ему угодны любые трупы.

Они все – его дети. А мертвые дети – лучше всех. Чем больше мертвых детей – тем больше страха. Чем больше страха – тем больше любви. Чем больше любви – тем нестерпимей томленье. Чем нестерпимей томленье – тем желаннее его царство. Акции бога растут в цене с каждым днем. Бизнес идёт хорошо. Кровь льётся, кости хрустят, мясо бьётся в экстазе, требуя больше зрелищ.

Великая мясорубка веры работает исправно, во славу трехголового пугала и на радость верноподданного мяса.

И никого ничто не смущает.

Не смущают тонны вранья вокруг всего этого. Не смущает то зерно абсурда и нелепости, из которого распустилось все божье древо; не смущают ни его резиновый ствол, ни пластмассовые листья. Ведь не в этом суть.

Суть в упоении самообманом. И в этом плане данный концепт ничем не отличается от прочих иных.

Всё, созданное мясом, раскрашено в цвета лжи. Всё от начала и до конца.

Мясо дышит ложью, как воздухом, так что удивительного в том, что его высшая идея является этой самой лжи апофеозом?

Они производят мусор и отходы.

Выкопав яму поглубже, они сваливали туда все свои словесные отбросы, всю гниль и дрянь, а подойдя как-то раз к самому её краю, почуяли нестерпимую вонь – им в ноздри резко шибануло богом.

Слово отлежалось на дне, разложилось, перегнило и стало богом.

Мясо возликовало. И принялось натаскивать к яме в сто раз больше против прежнего.

Бог-слово стал огромной смердящей кучей, которую старательное мясо бережно обрабатывало по бокам лопатой. Мясное дитя обернулось мясным отцом. Слетевшее с кончика языка превратилось в лабиринты библиотек. Извергнутое из уст стало эти самые уста питать. Мясо поедало свою блевотину. И поедает до сих пор. И будет поедать впредь.

Потому что мясо только так и может – жрать своё же дерьмо, поклоняться своей же выдумке, служить своей же идее. Быть вечным рабом, вечным объектом, вечным чертежом.

Мясо производит, но не пользуется. Оно настолько тупо, что порабощается произведенному и произведенное управляет им.

Казалось бы, что за бред?

Но посмотрите на себя.

Вы находитесь в вечном рабстве.

И у кого?

Кто все эти враги, все эти изверги и нехристи, что не дают вам спокойного житья, что вечно грабят вас, насилуют, обижают, угоняют в полон, подрезают вам крылья?

Ну?

Да в зеркало! В зеркало ж гляньте, ёб вашу мать!

Видите?

Цепь, ошейник и намордник.

Видите?

А поводок? Поводок у кого в руках?

Да у вас же, блядь! У вас! Тупые бараны.

Цепь, ошейник и намордник – это он, ваш мир. Мир, придуманный вами. В нем всё – круговорот рабства.

Всё, что вы производите – вас порабощает, и ничто вам не служит.

Да о чем вообще речь, если даже ваши же мобильные телефоны правят вами. Ваши машины, ваши дома, ваши шмотки, ваша жрачка, ваш быт. Вы пали ниц перед вещами. Вы склонили перед ними свои шеи.

Что уж говорить про бога! Ведь он – сверхвещь, айфон последней модели, инкрустированный блестящими камнями. Вы батрачили на него всю свою сознательную историю, копили усердно и самозабвенно, обложились всевозможными кредитами и вот – теперь он правит вами.

Ведь не может же быть столько усилий потрачено впустую? Не может же быть напрасным весь тот путанный, заумный и бесценный пиздёж, который был вложен в эту идею?

Если что-то есть – ему надо служить. Таков ваш закон.

А богу надо служить беззаветно, отдать всего себя, отрубить руки, ноги и голову – лишь бы накормить его. И пусть вам иногда кажется, что он всего лишь занятная побрекушка – не беда. Ему достаточно просто «быть» для вас. И всё. Механизм самопорабощения запущен. Машина языка делает своё дело.

Скучно, когда у тебя лицо вместо личины и бог вместо ничто.

Скучно, когда надо говорить и формулировать.

Ну да что поделать? Такова ваша жизнь.

Производите, поклоняйтесь, порабощайтесь, перерабатывайтесь, терпите.

Бог терпел и нам велел, верно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍