— Как-то натянуто… — фальшиво улыбнулся Такеши, не в силах поверить, что все это правда. Слишком это было… жутко. Убивать потому что ревнуешь, это дико, как и издеваться над своим сыном по этой же причине. Если бы парень не видел воспоминаний Тсуны, он бы не поверил в слова Принца. Нана всегда казалась ему такой доброй, отзывчивой, заботливой, сложно представить, что все это была лишь ее маска. Ее истинное лицо безобразно и уродливо, и это сейчас подтверждает Бельфегор.
— Почему же? — вопросом ответил Принц на реплику Такеши и обернулся к нему, пока остальные с нетерпением ожидали его слов. Что ни говори, а Бельфегор и впрямь гений, ведь понял все это, даже не видя воспоминаний Тсуны, где Нана издевалась над ним. Даже если в его теории есть недочеты, в целом, она пока является единственным логичным объяснением происходящего. — Все иллюзионисты в той или иной мере сумасшедшие. Кто-то больше, кто-то меньше, но это так, — Бельфегор пожал плечами, будто говорил нечто обыденное. — Сумасшествие Фуками Наны берет начало от ненормальной любви к Внешнему Советнику, которая и заставляла ее вырезать целые Семьи и из-за которой едва не погиб сын Савады.
— Если смотреть с этой точки зрения, то твоя теория не лишена смысла, — кивнул Реборн, задумчиво гладя Леона. — Тогда понятно, зачем ей понадобились Девятый и Занзас.
— Верно, — Бельфегор улыбнулся, ощущая, что его наконец поняли, — С их помощью она хотела убить сына Внешнего Советника, чтобы подозрения не пали на нее. Думаю, и иллюзиониста не обошли стороной, — Принц перевел взгляд на Мукуро, но тот ничего не ответил, лишь стиснул посильней трезубец. В его жизни и без того хватало тьмы, чтобы научиться отличать одну от другой, но Нана вполне могла помочь ему окунуться в одну из них.
— Хм, в таком случае у нас общий враг, — хмыкнув, сказал Реборн, краем глаза следя за подозрительно тихим Скуало. Мечник же после его слов перевел взгляд на Бельфегора, уставившись в то место, где должны быть глаза.
— Именно так, — чуть помедлив, ответил Принц. Некоторое время царило молчание. Ни одна из сторон не хотела первая предлагать союз, ведь это бы означало признание слабости. Хранители Тсуны и подчиненные Кавалоне уже начинали нервничать, а слова, так просившиеся на язык, до сих пор не были сказаны.
— Врой! — вдруг закричал Скуало, чем заставил многих крупно вздрогнуть от неожиданности. — Хватит сопли жевать! Будет вам союз!
========== Часть 3. Глава 16. Их чувства ==========
Pov Реборн.
Еще одна кружка кофе. Раньше я любил этот напиток, но сейчас его горечь оставляет лишь неприятный привкус на языке. Не думал, что когда-нибудь снова наступит такой момент, когда я буду чувствовать себя настолько паршиво. Нет, дело не в том, что я не сплю уже третьи сутки и почти ничего не ел, просто в соседней комнате лежит едва дышащее лохматое чудо, которое едва не заставило мое сердце остановиться.
Все началось, когда я пришел на бой Дождя, в тот момент я был лишь едва недоволен тем, что забыл о времени и провел в отеле Варии слишком долго. Тогда мне были интересны их мотивы и планы на будущее, поэтому я тщательно изучал каждый сантиметр их номеров и прислушивался к каждому слову, сказанному офицерами или же самим Занзасом. Из всего, что мне удалось узнать, действительно важным было то, что босс Варии вел себя странно, и это едва слышными намеками сквозило в разговорах офицеров. Впрочем, даже это было уже полезным, но ровно до того момента, когда я пришел к школе, где проводился бой Дождя.
Первым, что бросилось мне в глаза, были встревоженные лица Реехея и Мукуро и их напряженные стойки. Парни будто были готовы сорваться в бой в любую минуту, и это меня напрягало. Что могло случиться всего за пару часов, что меня не было? Вопрос, ответ на который мне совсем не хотелось знать, ведь он был однозначно связан с какими-то проблемами. Как оказалось, Тсуна пропал, и его друзья небезосновательно решили, что к этому причастно Вария. Шатен не пришел на бой, и его Хранители заволновались, решив разыскать его. Они разделились на две команды, одна из которых осталась с Такеши и должна была в случае чего прикрывать его, а другая отправилась на поиски Тсуны.
Я, не медля ни секунды, бросился за Хаято и Кеей, ведь, как и остальные, понимал, что ученик не стал бы игнорировать столь важное событие, как бой одного из его Хранителей. Вероятнее всего, с ним что-то случилось, а это было плохо. Не добавляло оптимизма и то, что улицы Намимори, по которым я бежал, были абсолютно пусты. В домах даже свет не горел, а оттого создавалось ощущение, что все живое вымерло в этом районе. И это оказалось почти правдой.
У самого дома Савад я стал ощущать уже едва заметное пламя Тумана, а чуть в стороне обнаружил кровавое пятно на одном из заборов. Пройдя еще несколько шагов, я увидел останки тел, превращенных в фарш. Эмблема, лишь чудом сохранившаяся на одежде одного из трупов, гласила «CEDEF». Люди Иемитсу, вероятно, приставленные для охраны его жены и сына, были безжалостно растерзаны, но тут же встал вопрос, что же случилось с самими Савада? Однако найти ответ на него мне помешал звонок телефона, на дисплее которого высветилось «Никчемный Дино».
— Реборн, у нас проблемы, — слишком серьезно сказал мой бывший ученик, а у меня почему-то похолодело в груди. — Со мной только что связался Шамал, по его словам Хаято и Кея нашли Тсуну раненого, и его состояние критическое.
Мое сердце ухнуло куда-то в пятки. Я уже и забыл это ощущение, и, если честно, надеялся больше никогда его не испытывать. Слова Дино не застали меня врасплох, но даже так выбили почву из-под ног. Мой ученик, этот никчемный Тсуна… сейчас, возможно, умирает… Я… Я должен был спасти его! В тот момент для меня было не важно, кто это сделал. Не важно, как. Не важно, почему. Мне было все не важно, пока я, не помня себя, бежал к дверям дома Савад.
Там меня встретил Кея с тонфа наперевес и горящим болью и отчаянием взглядом. Позади него Хаято спешно, но качественно, накладывал повязки на тело Тсуны. Оба парня были до ужаса бледными, а их руки дрожали — верно, они были слишком потрясены увиденным, чтобы контролировать свои эмоции. Даже мне стоило больших трудов сохранить подобие невозмутимости, ведь в первый момент, когда я увидел своего ученика, мне показалось, что мир потерял все краски. В луже собственной крови, израненный и бледный лежал Тсуна. Его ресницы слабо подрагивали, а грудь едва вздымалась. Недалеко от него валялось то, чем была проткнута его грудь, и невольно я подумал, как он вообще еще мог дышать?
Не знаю, как я выглядел со стороны в тот момент и, если честно, не хочу знать, но на деревянных ногах я подошел к Тсуне и присел рядом с ним. Мое сердце билось, как бешеное, дрожь рук едва удавалось сдержать, а перед глазами было только бледное лицо ученика. Мои мысли метались, как пчелы в растревоженном улье, но я все же смог сосредоточиться и начать вливать в тело Тсуны свое пламя Солнца.
Едва-едва я ощущал огонек его пламени Неба, но он был так слаб, что, казалось, еще секунда, и он погаснет. Осознание этого обрушилось на меня стремительным потоком, от которого по спине пробежал холодок. Перед внутренним взором, словно кинопленка, замелькали воспоминания. Я снова видел того пугливого мальчишку, который боялся даже маленькой соседской собачки, того неумеху в учебе и спорте, того вечно паникующего, но такого доброго, всепрощающего и яркого Тсунаеши. Я видел его боль и страх, но так же его невозможно теплую и солнечную улыбку, которую он дарил всем вокруг. Я видел его силу, кристально чистое пламя Неба, а теперь… А теперь я видел только раны и кровь.
Признаюсь хотя бы себе — в тот момент мне было страшно. На моих руках умирал Тсуна, а все, что я мог сделать — это пытаться поддержать его своим пламенем. Я чувствовал, как он слабеет с каждой секундой, но не мог с этим ничего сделать. Нечто темное, чужеродное мешало мне, не давало пламени полностью проникнуть в тело Тсуны и начать регенерацию. Те крупицы, каким это все же удавалось, едва ли могли хоть немного улучшить состояние ученика. Осознание собственной беспомощности больно резануло по сердцу, ведь я действительно мало чем мог помочь Тсуне. Но не мне одному было тяжело.