Ему нечего думать о спектакле, в котором ему предстоит участвовать. Он играл его уже сотни раз и наверное сыграет еще столько же если не в Лондоне, то на Бродвее [4]. Вопрос лишь в том, насколько отзывчивой окажется сегодня публика. Взбудораженный этой мыслью и прибегнув, может быть, к какой-нибудь возбуждающей пилюле или какому-нибудь иному, более или менее сомнительному средству, он легко и достойно пройдет сквозь испытания этого вечера. Его угнетает только мысль о том, что завтра с раннего утра опять надо быть на студии. Но нет! Завтра суббота, а он не снимается в дни утренников, и вообще Британская кинокомпания давно перешла на пятидневную неделю. Сейчас ему даже не нужно существенно менять грим. Надо лишь снять слой общего тона и наложить другой, чуть-чуть подвести глаза — и все. За четверть часа он успеет надеть костюм первого акта. Может быть, встать и пойти повидать премьершу? Нет, она не любит, чтобы ее беспокоили, хотя ему и позволяет это. Он предпочитает зайти поздороваться и выкурить сигаретку в уборной к самой старшей из актрис, которой надо выходить на сцену лишь через сорок минут после поднятия занавеса. Она тоже его обожает, но явно без всяких на него поползновений.
Костюмер приступает к своим обязанностям и подает ему костюм первого акта. Актер на минуту задумывается: начальная сцена дается ему нелегко, так как главную ее предпосылку трудно оправдать. Но стоит одолеть этот кусок, и пьеса покатится по инерции и согласно личным свойствам каждого из актеров. Это пьеса, которую еще долгие годы будут играть во всех труппах Англии и во время летних гастролей по Америке. А когда ее поставят на Бродвее, она соберет самые разноречивые рецензии, и штатный критик газеты «Нью-Йоркер» отметит, что, хотя пьеса эта — всего только «Много шума из меньшего, чем ничего», актерам было так же приятно ее играть, как зрителям смотреть. Он, конечно, изложит все с большим остроумием, чем это удалось мне, и сделает подобающие выводы. И хотя пьеса эта явно бессмысленна, смысл в ней всё же есть: он заключается в том, что из нее удалось сделать. Ведь могла получиться телега, а вышел ролс-ройс, быть может, несколько устаревшей марки, но он резво несется вдаль.
Английские актеры будут обескуражены, прочтя эту заметку. Но тут их утешат слова другого американского критика, подчеркивающие особенность английских актеров, благодаря которой они умеют быть «обезоруживающе бесстыдными, самонадеянными и скромными в одно и то же время. Они целиком поглощены высокой задачей нас развлечь. Они смиренно служат нам и потратили немало времени и труда, чтобы полностью овладеть своим делом».
Перед тем как выйти из своей уборной на сцену актер гасит окурок сигареты. Взгляд его падает на кучку небрежно брошенных писем. Среди них выделяется конверт темно-желтого цвета. Осторожно, двумя пальцами он вытаскивает его. На конверте штамп «Служба Ее Величества». С наигранным, театральным смехом актер бросает его через плечо сочувственно хмыкнувшему костюмеру и говорит: «Не правда ли, забавно?» Затем, живо спускаясь по лестнице, ведущей на сцену, добавляет про себя: «Зачем я все это делаю? Ведь не ради же денег, право!»
***
В бистро, расположенном недалеко от бульвара Клиши, сидят два юных актера. К ним подходит молоденькая актриса. Смотрит на них и улыбается: по выражению их лиц можно думать, что они взвалили себе на плечи заботу о судьбах всей Европы. «Идемте же», — говорит она. Они оборачиваются и глядят на нее в упор. «Пора!» — добавляет она. Один из молодых людей оглядывается, отыскивая циферблат городских часов. Он решил, что иметь карманные часы — это буржуазный предрассудок, и заложил их, чтобы заплатить хотя бы за квартиру. Второй подымается с таким видом, словно хочет оказать: «Не будем раздражать друг друга».
Все трое направляются вместе и сворачивают в узкую улочку, приведшую их к какому-то невзрачному домишке. Его трудно заметить среди ресторанных вывесок и безликих фасадов гостиниц для приезжих. Тут помещается их театр. По дороге они разговаривают о чем-то, и их разговор, хотя и несвязный, как будто содержателен и интересен. Но один из юношей молчит. Он пришел сегодня к мысли, что он неудачник, что ему следовало бы начать писать или же стать химиком. Он хочет заставить спутников обратить внимание на свою молчаливость; уж если ему суждено быть неудачником, думает он, так пусть об этом узнает весь мир.
Орландо в комедии У. Шекспира "Как вам это понравится" (с Эдит Эванс). Театр Олд Вик, Лондон, 1937