Тут наш актер приходит к мысли, что глупо винить в своем настроении других. Он вспоминает, как он радовался приходу старого друга в эту труппу. Он даже начинает подозревать, не говорит ли в нем зависть к человеку, который, по-видимому, не испытывает никаких мучений, ни ощущения неуверенности, ни восторгов, ни падений в глубины Аверна. Если бы можно было слить его собственный темперамент с темпераментом друга, думает он, то какой идеальный актер получился бы в результате!
«Но идеальных актеров не бывает!» — бормочет он, садясь в такси.
***
Голландия — страна маленькая; в ней ровно столько потенциальных посетителей театра, сколько нужно, чтобы поддержать существование ее муниципальных театров. Жалованье у актеров небольшое, и если постановка выдерживает примерно семьдесят представлений, это считается головокружительным успехом. Репертуар во всех шести или семи муниципальных театрах меняется ежедневно, и редко случается, чтобы одна и та же пьеса шла два вечера кряду. Это значит, что каждая театральная труппа вынуждена меняться с другой, путешествуя по всем крупным городам страны. Амстердамская труппа, например, играет в своем собственном помещении только по субботам и воскресеньям, так как эти дни считаются самыми выгодными для дела; в остальные же дни недели она показывает свои спектакли в Гааге или Утрехте. Достаточно представить себе, что актерам приходится два-три раза в неделю укладывать и снова раскладывать все свои гримировальные принадлежности и пожитки, как невольно возникает тягостное сравнение жизни этих актеров с жизнью бродячих трупп старого времени. «Бродячие актеры» — это звучит романтично, и я знавал старых актеров, впадавших в лирику по поводу «передвижных театров», как знавал и тех, кто, годами играя один и тот же репертуар, был склонен утверждать, будто это единственный способ овладеть профессией. Но это не так. Я мало встречал таких актеров или актрис, которые, будучи вынуждены играть одну пьесу в течение продолжительного времени, не тупели бы, и их «профессиональное знание дела» после этого вряд ли становилось лучше.
Голландские актеры, как примерно и датские, сталкиваются лицом к лицу с целым рядом сложных житейских обстоятельств. Беда, общая для многих стран, состоит прежде всего в том, что людей, желающих играть на сцене, обычно гораздо больше, чем людей, готовых платить за то, чтобы посмотреть эту игру. Но для голландских, как и датских, актеров беда усугубляется еще тем, что они играют на языках, изучением которых европейцы не хотят себя утруждать. Редко, очень редко удается голландцу или датчанину пробиться на английскую или американскую сцену, что вызывает зависть, если не гордость их товарищей-соотечественников. Прочим же актерам остается лишь сознание, что международная слава и большое состояние никогда не будут их уделом и что за свою жизнь им придется проделать столько автобусных рейсов, как никому другому, за исключением разве лишь самих водителей автобусов. Может быть, именно это предвидение столь трудного и ограниченного существования помогает голландцам и датчанам выработать силу и стойкость характера. Легко судачить о чувстве товарищества в театре, но эти актеры действительно должны обладать чувством подлинного товарищества, иначе им придется погибнуть; они должны обладать также огромной самоотверженностью и пониманием цели, чтобы не пасть духом.
Болингброк в трагедии У. Шекспира "Ричард II" (с Леоном Куотермейном). Куинс-Тиэтр, Лондон, 1937.