Однако не всегда сила была на стороне зрительного зала. Рассказывают, что Пег Уоффингтон [27], дублировавшая иногда миссис Сиббер [28], была заранее объявлена в нескольких ее собственных излюбленных ролях. Но перед одним спектаклем, когда ей нужно было дублировать миссис Сиббер, она вдруг сказалась больной и не пожелала играть. На следующий вечер, когда актриса появилась уже в своей роли леди Джейн Грей [29], ее встретили бурей свиста, вызванной ее отказом играть накануне. Из зрительного зала ей даже кричали: «Проси прощения!» Мы можем извинить публику, желавшую наказать свою любимицу, но трудно не восхититься и решительностью Пег Уоффингтон. Говорят, что в эту минуту «она вся блистала злобной красотой, глаза ее метали молнии, и она ушла со сцены, презрительная и великолепная». Большого труда стоило заставить ее вернуться. И тогда высокомерная красавица спокойно окинула возбужденный зрительный зал взглядом, как бы говоря: «Ну, а дальше что?!» Она была готова выполнить свою обязанность, но предоставляла зрителю самому решить: «Да или нет? — как вам угодно, мне это абсолютно безразлично!»
Но как бы то ни было, английская театральная публика на протяжении долгих лет была, быть может, самой доброжелательной и лояльной публикой в мире. Если даже, как я сказал, ей и недоставало в чем-то понимания и не хватало энтузиазма, все же у нее не было ни таких ярких предрассудков, ни такой пристрастности и даже сентиментальности по отношению к своим любимцам, как у публики на континенте. Впрочем, сами актеры в этом ее не упрекали. Милейший доктор Доран и для этого случая припас отличный пример: «Чувства, которые английская публика питала к Беттертону, сильно отличались от отношения французов к их великому актеру Барону [30]. И хотя оба они состарились, служа своей публике, но на закате их служения к ним отнеслись отнюдь не с равным почтением. Беттертон в его семьдесят лет был окружен всеобщим уважением, и его встречали шумными аплодисментами. А когда семидесятилетий Барон, играя Нерона, вышел на сцену, парижский партер, жаждавший новинок, тут же освистал его. Старый актер спокойно скрестил руки на груди и, глядя в лицо своим оскорбителям, воскликнул: «Неблагодарные! Ведь это я учил вас!»
Клерон [31] была также жестоко изгнана со сцены, когда ее потускневший взгляд перестал возбуждать у зрителей былое чувство странного и упоительного ужаса. Английская публика по-иному расставалась со своим старым другом и слугой, благородным актером, удостоенным в пожалованной ему королем Уильямом грамоте высокого титула «Томас Беттертон, дворянин».
Макбет. Национальный театр, Нью-Йорк, 1948
Кинофильм "Звёзды смотрят вниз", 1949
Исаак Бикерстафф [32] положил за правило, чтобы каждый сидящий в зрительном зале проявлял должные «внимание, понимание и благопристойность». Но было бы хорошо, если бы он порекомендовал обрести эти три качества также и актерам. Ведь советовал же Гамлет не забывать, что во всякой театральной аудитории есть хотя бы один взыскательный судья, оценка которого значит для актера больше, чем оценка всех остальных. С точки зрения того, какие рекомендации надо давать актерам, этот совет, как мне кажется, самый действенный из всех указаний Гамлета. А кроме того, это и мастерски найденный театральный ход, так как каждый человек, сидящий в зале, услышав эти слова, сочтет, что они относятся именно к нему. Очень опасно, когда актер чувствует, что он не может играть с полной отдачей, если не знает точно, что в зале сидит кто-либо из ценителей и судей. А между тем ему следовало бы помнить, что сила зрительного зала в том именно и состоит, что он включает самых разнообразных людей и что далеко не всякий, даже очень тонкий интеллект и наиболее восприимчивый ум могут охватить все. Ведь любая фраза роли может иметь для разных людей, сидящих перед актером, свой жизненный смысл. Не надо быть похожим на англичанина Барстона Бутса [33] (не путайте его с американцем Эдвином Бутсом [34), который сначала в одном из спектаклей очень вяло играл Отелло и только позднее, в знаменитой сцене третьего акта, стал вдруг лезть из кожи вон. На вопрос о причине такой неожиданной перемены он ответил: «Я увидел в партере одного человека из Оксфорда, суждением которого я дорожу больше, чем мнением всех остальных». Конечно, мистеру Барстону следовало бы знать, что в любом зрительном зале, независимо от его размеров, наверняка найдется какой-нибудь актер, студиец или настоящий театрал, хорошо знающий и понимающий актерское ремесло, умеющий оценить и то, что актером уже достигнуто, и то, чего он стремится достичь. А кроме того, в зале есть и другие люди, которых он никогда не узнает, но которые пришли сюда, чтобы извлечь из спектакля какой-то жизненный опыт, люди, ждущие того, что их взволнуют, как бы они себя ни сдерживали. Есть в зале и такие — быть может, их совсем немного, — кто до этого дня никогда не был в театре, а другие. которые, возможно, никогда больше сюда не придут. А может быть, среди зрителей есть также и дети, которые вообще еще не знают, что такое театр, и которые пришли сюда впервые: они не читали «Гамлета» и даже не слышали про «мышеловку», но они запомнят этот вечер на всю жизнь.