Башмак, забытый в спальне на Кэтс-стрит, был из тех, что носят на улице, не имел ничего общего с комнатными туфлями, которые женщина скорее всего наденет, придя в собственный дом, для уюта или чтобы сохранить свои полы чистыми от уличной грязи и мусора. На госпоже Рут, когда я нашел ее, были уличные туфли, и это наводило на мысль, что умерла она вскоре после своего возвращения домой. Может, эти люди в капюшонах поджидали ее снаружи. Этим объяснялось, как они получили ключ от дома.
Цепь этих рассуждений была не слишком прочна, но все они приводили к одному и тому же: какой бы ни была причина смерти, это была не чума. Доктор, вероятно, смог бы сказать больше – если бы какому-либо доктору было позволено тщательно исследовать ее труп, – но несчастная женщина скорее всего была уже на пути в общую могилу, в месте где-нибудь на окраине города, надежно удаленном от наиболее людных его районов и отведенном для жертв чумы.
Ибо Анжелику Рут представили жертвой чумы. Именно это означал красный крест на ее двери. И это было единственное объяснение присутствия людей, закутанных в плащи, чье облачение – я теперь понял – могло служить защитой. Я никогда раньше не видел таких одеяний, но они могли надеваться ради практической цели – не только для того, чтобы вселять страх. Видимость чумы могла объяснить и то, с какой относительной дерзостью они смогли вынести тело при свете дня из дома, примыкающего к оживленной улице.
Предположение, которое я сделал раньше, о том, что развозчики трупов желали остаться незамеченными, было неверно. Не имело значения, видели их или нет.
Они не беспокоились, что их могут остановить, потому что любой, увидевший их, ничего бы не сделал, только отвел бы глаза и еле слышно произнес молитву. Никто и не подумал бы остановить чумную телегу в городе, где начинала владычествовать болезнь. Никто не стал бы задавать вопросы этим людям, какой бы причудливой ни была их одежда.
И убийство могло сойти им с рук.
Убийство госпожи Рут, например.
То, что ее убили, было не так уж невероятно. Ее нельзя было назвать совсем уж безобидной старухой. Не хотел бы я испытать на себе ее увесистые кулаки. Впрочем, опасной ее делала не отвага в бою, а секреты, которые она хранила. В частности, то, что она назначила мне встречу, чтобы поделиться этими секретами. Записка все еще лежала у меня в кармане. У стремительно несущихся вод Исиды я вынул письмо и, хотя помнил слова наизусть, снова тщательно изучил смятый листок, как будто он мог сообщить мне еще что-то.
Ваши подозрения, что со смертью Хью Ферт не все чисто, справедливы. Мы должны поговорить с глазу на глаз.
Безусловно, здесь была достаточная причина для ее смерти. Но что она собиралась рассказать мне? И почему мне! Потому ли, что только у меня смерть Ферна вызывала подозрения? И как она узнала о моих подозрениях?
Внезапная мысль закралась мне в голову. Не самая приятная мысль.
Как мог я быть уверен в том, что записка действительно от Анжелики Рут? Я никогда раньше не видел ее почерка. Я понюхал листок. Попытался определить, была ли она написана женской рукой или мужской. Почерк был твердым. Но если все-таки старая кормилица писала ее сама, ее-то рука была бы твердой. В словах тоже не было ничего необычного, разве что некоторая прямота – что опять же было характерно для госпожи Рут. Я проверил бумагу на ощупь, потер ее между пальцами. К несчастью, в это время внезапный порыв ветра выхватил письмо у меня из руки. Я попытался схватить его, но листок быстро унесся за пределы досягаемости, полетел над водой, и единственное свидетельство, связывавшее меня с госпожой Рут и домом на Кэтс-стрит, исчезло в низовьях реки. Что толку было в том, что я точно помнил содержание письма!
Что ж, если улетевшая записка была написана кем-то другим, то у этого человека был только один мотив. Заманить меня в дом госпожи Рут и там…
Я подумал о том, как удобно было приоткрыто окно в столовой, почти приглашая меня залезть внутрь. Припомнил, как двое «посетителей» открыли дверь ключом, а потом заглянули во все комнаты, а также наверх, прежде чем пройти в спальню. Искали ли они госпожу Рут, поскольку она могла испустить дух в любом уголке дома?
Или они искали Николаса Ревилла?
«Ничего нет», – сказал один из закутанных в капюшоны.
Но нет же, там кое-что было: там был труп, лежавший перед ними на кровати. Сказал ли он это до того, как заметил мертвую кормилицу, или же они искали другого человека?
Хотели ли они поймать меня в ловушку в этом доме, захватить врасплох, а потом разобраться со мной?