Я почти не успела подумать плохо про орущих реактивных сопляков. Кто выглядел уже на тридцать, кто до сих пор на тринадцать… Но вот Степанов отвлёк меня от занятия благой критикой окружающих:
— Виолетт Сергеевна, а вы танцевать-то умеете?
Хах! Посмотрим, как Ирина Максимовна справится без меня. Потому что я, чувствую, буду слишком занята сохранением самообладания...
— Ну что началось-то, Тёмик? — Я вздохнула, не оборачиваясь в его сторону. — Конечно, умею. Между парами вот сажусь в плие и переписываю учебные планы.
Непривычно от самой себя, унылой трусихи. Хронически уставшей тёти, мечтающей прилечь на диван после работы. Шутки не работали и выдавали тревогу. Ну как же так? Вилка не боялась ни потоковых лекций, ни ректората. Но танцы! Ох уж эти танцы…
Моё присутствие, казалось, мало кого впечатляло, и в отсутствии Иришки все продолжали ржать и верещать. Словно чувствовали, что сегодня Вилка не в ресурсе!
Я сдавленно хмыкнула, наконец посмотрев на свою команду поддержки.
— Не умею я танцевать! Когда мне было учиться?
— Ни фига! — Оказывается, наши немногочисленные дамы разбрелись по залу, и я осталась «наедине» с Артёмом. — Да я вас… обрёк на мучения!
— Именно, что «обрёк»!
Я скрестила руки на груди.
Тем временем в зале намечался аншлаг. Кажется, даже больше чужих лиц нарисовалось! А я думала, студенческая безответственность разочарует Иришку уже на второй репетиции…
— Да бросьте, это несложно. Сейчас разучим падеграс. И вы будете самая крутая… танцорка среди преподавателей. Круто же!
Пэдэ-что? Тёмик неубедительно улыбнулся. Такой весь причёсанный, волосики свои светлые теребил всю пару, проверял через фронтальную камеру, не отвалились ли. Вот и сейчас тряхнул чёлкой.
— И зачем это нужно?
Я всё ещё пряталась за скрещёнными руками, прислонившись к холодному зеркалу. Нервно оглянулась по сторонам.
Сама не знаю, чего боялась. Мало ли кто придёт, увидит меня в таком… кхм, неловком положении.
Интересно, хоть кто-то из малолеток подозревал, что сегодня Вилка пришла позориться добровольно? Утром я даже приоделась в свитер вместо строгого пиджака, чтобы не очернять свой деловой образ движениями в стиле Терезы Мэй.
— В конце концов сумеете станцевать на чьей-нибудь могиле. — Парень поправил расстёгнутый воротник белой рубашки. Да для кого ж ты замариновался, шутник недоделанный?
— Я имела в виду, тебе-то зачем цирк с сопровождением понадобился? — Разные варианты посещали меня в течение двух продолжительных дней — от покушения до попытки найти повод отчислиться, — и, думаю, настало время узнать, ради чего всё-таки Степанов пожертвовал нормальной оценкой на моём экзамене…
— Ну нет! Не могу я сейчас сказать. — Парень по-доброму улыбнулся, будто извиняясь. — Сами потом всё поймёте.
Он мне подмигнул.
Ненормальный, что ли?
Вдруг запыхавшаяся Иришка ввалилась в актовый зал, затаскивая громоздкие тканевые сумки. К ней тут же подскочили двое парней, а затем двинулся на подмогу и Тёмик. Мы с ним стояли почти у входа. Но теперь я осталась одна, нервно пережимая рёбра руками.
Соберись, Вилка! Люди смотрят. Я обернулась к зеркалу и столкнулась с собственным презренным выражением лица. Строго собранные волосы уже успели растрепаться. Зенки чернющие, как у зверя в вольере, — вот что сделал со мной «выполз из зоны комфорта». Начинала пользоваться Иришкиными цитатками. Плохи дела!
В отражении я обнаружила две бледные «ледышки», не менее презренно сверкающие в мою сторону. Естественно, спрятанные под маской… Кудрявая Башка! Какие люди!
В груди заклубилось стенающее, визгливое негодование. Захотелось оказаться с ним лицом к лицу, схватить за наглаженный мамочкой шиворот и трясти, наблюдая, как кудри весело взлетают над болванкой. Если что — это именно та часть тела, которая произрастала у него вместо головы! Не иначе как безмозглый деревянный набалдашник для демонстрации шевелюры! Только такому экспонату могла прийти идея соврать о своём имени — мне!
Парень, расположившийся на ряде стульев в глубине зала, едва ли не демонстративно закатил глаза и заговорил со своим дружком. Сучонок.