Ира приподнялась с кресла и мелкими шаркающими шагами добралась до меня.
Правильно, ничего ему не рассказывай. Мне стыдно за нас с тобой!
— Иди сюда, злючка! — Ой-ой, поосторожнее! От таких крепких объятий язвительность могла лопнуть и расплескаться на окружающих. — Я тебя люблю!
Ира, добрая душа. Порывисто чмокнула меня в щёку и ласково поправила волосы на лбу. Тут же стало значительно легче сдерживать самобичевание...
Но не ликование от присутствия поблизости Муратова.
— Привет, Бридж! Как ваш настрой? — раздалось поверх бессвязных инструментальных фокусов. Ресторан, гудящий разговорами за едой, навострил всё внимание в сторону сцены. Послышались возгласы. Кажется, приглашённая группа пользовалась популярностью.
Компания мужчин вовремя вернулась в зал с улицы вместе с облаком холодного воздуха и неузнаваемым табачным запахом. Я поёжилась, ведь тёплая Ирка отпрянула, усаживаясь на место. Незаметно осмотрев каждого вошедшего, я убедилась, что Лексы среди них не было.
— Сегодня мы исполним для вас новогодние каверы и собственные песни. А как только закончим, значит, настало время слушать бой курантов!
Оставалось так мало времени до Нового года. А я даже не могла разобраться, чего ждала больше: праздника или встречи с Муратовым.
Стоило отвлечься и хотя бы сделать вид, что я в порядке.
Я слегка отодвинулась от стола, пытаясь найти лазейку между голов незнакомцев. Хотелось взглянуть на артистов.
— Начнём с наших новых треков. Желаем приятного вечера!
Возле микрофонной стойки вещал полноватый бородатый мужчина. Он, в зелёном галстуке, пережимал длинный толстый гриф гитары. Ближе к барной стойке расположился худощавый клавишник в очках, как у Нео из «Матрицы», но с пружинками, на которых бешено подпрыгивали ёлки. Мужчина крутился, вероятно, рассматривая зрителей сквозь непроницаемые стёкла, и скалился. Я наклонилась левее и рассмотрела барабанщика. Его закрученные усы вполне могли вызвать у меня смех, если бы не борьба с напряжением. К тому же музыкант намотал на шею зелёную гирлянду, как удавку.
Справедливости ради, мне показалось забавным, что мужчины оделись в траурные рубашки с закатанными до локтей рукавами. Сложился единый чудаковатый образ. Вот что такое люди творческих профессий.
Я не сразу заметила четвёртую фигуру, стоящую возле барной стойки спиной к зрителям. Широкоплечий стройный мужчина в зелёной шляпе, как у ковбоя, допил воду. Стакан оставил на столешнице и уверенно шагнул на подмостки к остальным музыкантам.
Прежде, чем я успела что-либо понять, по коже разошёлся щекотный холодок. Под рёбрами затрепетало. Из-под шляпы показались знакомые чёрные кудри, а на упрямых губах промелькнула самодовольная ухмылка. Я искала Муратова в каждом углу, но только не на сцене…
Лекса наклонился за гитарой, стоящей возле наряженной ёлки, и перекинул ремень через плечо. Воротник его чёрной рубашки был заманчиво расстёгнут на несколько пуговиц. На голой шее моталась цепочка. Но самым завораживающим украшением оказалась широкая белоснежная улыбка.
Он обернулся к зрителям и просиял под женские визги. Я впервые видела, чтобы Муратов так неотразимо улыбался!
— Ого! Это же Лекса! — в голосе Ирки послышалось неискреннее удивление. Она на что-то безбожно намекала.
— Кто это такой?
— Студент наш из МПТУ.
— Наш?
— Да, я тебе не рассказывала… Этот месяц я работала с Виолеттой в универе. Помогала ей организовывать мероприятие.
Ага. Я бы сказала, помогала моей кукушке отъехать.
Не отрываясь, я следила, как Муратов настраивает микрофонную стойку. Как изящно откидывает назад вьющиеся волосы. В зале померкли люстры, а на сцену нацелились прожектора. Затем всё вдруг погрузилось в расслабляющий сиреневый свет.
Подумать только, это его записка с желаниями!
— Серьёзно? Ты? Работала?..
Ирка агрессивно зашептала:
— Да, а что такое? Я же говорила, что теперь всё будет по-другому! Я стала ответственнее! Честно. А ещё, между прочим, из меня получилась неплохая хозяйка. Да, Виолетт? Может, и мать выйдет, раз ты так хочешь…
Думаю, строгий безэмоциональный Стас сейчас, открыв рот, уставился на жену. Вот что такое настоящее новогоднее чудо. Мои метаморфозы на фоне Иркиных блёкли. И я бы присоединилась к изумлению Стаса, но не могла отвести взгляд от солиста, окружённого фиолетовым светом софитов. Он всё ещё берёг голос от публики до ближайшей строчки, но походил на осознающего свою привлекательность змея-искусителя.
На парня, по которому можно сойти с ума.