— Ты же понимаешь, у меня накопилось к тебе очень много вопросов. — Рассматривая его загадочное выражение лица через прищур, я сбросила туфли и утонула в мужских тапках.
Глупо пытаться приструнить Муратова. Я ведь понимала, что позволила себя привести по доброй воле.
Лекса молча толкнул обитую поролоном дверь и занырнул рукой в темноту. Задребезжали лампы, во внушительного размера помещении загорелся тускловатый свет.
Первое, что бросилось в глаза, — очень много ковров, в несколько слоёв устилающих пол и висящих, словно трофеи, на стенах.
— Добро пожаловать. — Парень скользнул внутрь. Направился вглубь комнаты, в сторону большого дивана с низким столиком. — Здесь я занимался музыкой вместо ваших пар.
Какая прелесть!
В противоположной части размещались подмостки, на них — прозрачная ширма, заслоняющая массивную барабанную установку. Чёрные высокие колонки располагались по краям. Возле сцены покоились культурно скрученные провода, гитарные чехлы, а ещё аккуратно сложенная груда, кажется, сломанных барабанных палочек.
Я обернулась к Муратову, уже распаковавшему передачку с кухни, и проследила, как он достал из кухонного шкафчика стаканы со столовыми приборами. Гитара уже отдыхала на стойке.
Облагороженный подвальчик, уютный.
— Здорово я вас украл? — Тон нашего разговора заметно растерял официоз. Если можно так назвать прежде дежурные наглые шпильки.
Мы находились здесь вдвоём, наедине, а это опасно. Я медленно подошла ближе.
И зачем ты только родился с таким сексуальным голосом?
— Значит, никаких объяснений не будет? — Мои нервные клетки не знали, по какому поводу возбуждаться.
Пока мы шли сюда, я успела засомневаться. Действительно ли образ музы Муратова принадлежал мне? Неизвестно, с какими ещё Снежными королевами он водился… Но теперь я с вожделением ждала, когда захлопнется мышеловка.
Кудрявая Башка усмехнулся, стянул шляпу и небрежно отшвырнул её на пол. Томно и неприкрыто изучая меня, он закусил пухлую губу, как тогда, на репетиции.
Под прицелом его нестерпимого взгляда не возникало ни одной пристойной мысли. Лекса достал из-за дивана бутылку игристого и лимонад, проигнорировав мой наводящий вопрос.
— Налить вам шампанского?
То, как позволял он себе обходиться со мной, почему-то вызывало мучительный жаркий озноб.
Может, я перепила?
— Так, больше никакого алкоголя…
Иначе я ничего не запомню.
— Тогда угощайтесь.
Кудрявая Башка неторопливо засервировал стол, уложив на салфетку вилку, налил в стакан лимонад и указал на диван. Предполагаю, он собирался поделиться своим праздничным ужином.
Не собираясь лишать Лексу приёма пищи, я неловко зашаркала огромными тапками по ковру и расположилась на краешке двухметрового дивана. Похоже, репетиционную обставляли мебелью, что завалялась на дачах.
— А где остальные музыканты?
— Наверное, побудут в ресторане и поедут домой. Их ждут семьи, дети. А почему спрашиваете?
Муратов успел убежать подальше, к скамейкам, над которыми висели вешалки, и взялся томительно расстёгивать пуговицы. Рубашка и так была распахнута на грани приличия… После очередной бестактности длинные пальцы застыли на нижней пуговице, и мне пришлось поднять взгляд на его хитрющее лицо. В хладнокровных голубых глазах замерцал синий огонёк.
— Просто… просто интересно, как у вас тут устроено.
«Почему спрашиваю»? Серьёзно? Я вежливая! Иногда бываю… Да о чём ты вообще подумал?!
Он усмехнулся влажными приоткрытыми губами, которые без конца облизывал. Ему удалось добиться оправданий. Слишком неловко…
Ему видно, как я нервничаю?
Я поняла это, когда заметила, как руки начали поправлять волосы и вдруг уже приступили растирать подрагивающие колени. Ума не приложу, куда их засунуть?
Лекса, задрав нос, пристально контролировал длину слегка собравшегося на моих бёдрах платья. Я окончательно смутилась. Торопливо натянула край ткани на выглядывающую границу шорт капроновых колготок.
— Вы не против, я переоденусь? — соизволил он спросить «разрешение», подойдя с уже голым торсом. Рубашка осталась висеть на вешалке.
Во рту скопилась слюна. Снова ощутилась кислинка шампанского. Я с трудом сглотнула, исподтишка рассмотрев мужское стройное тело, и испытала пробирающую бурю мурашек. Ничего, парням законом не запрещено появляться при посторонних без верха…
А ему бы стоило запретить!
Муратову досталось крепкое телосложение, слегка худоватое. Образ в одних облегающих брюках и кожаном ремне навлёк на меня постыдное желание распустить руки. Мышцы на рельефных плечах соблазнительно перекатывались от его грациозных движений. Я расслышала собственный шумный вздох и обмерла, когда парень приземлился рядом. От его медовой, чуть смугловатой кожи исходил давно выученный мною волнующий запах.