Шелковые чулки больно резали запястья. Но узел наконец-то поддался, и правая рука освободилась. Анна тут же развязала другую. Теперь она обхватила руками голову своего возлюбленного и с глубоким вздохом выдавила из себя: «Иди. Иди ко мне…», сама удивляясь звуку своего голоса.
Филипп неожиданно засмеялся.
– Я же говорил, ты легко можешь освободиться и сама.
Анна жадно поцеловала Филиппа в губы и прошептала:
– Не смейся надо мной. И больше не привязывай меня к постели.
– А тебе это не понравилось?
– Ты больной человек, Филипп Уэстуорд.
Он лег на спину, а Анна устроилась у него на груди, вглядываясь в его лицо. Она чувствовала, что вся горит.
– Тебе нравится целовать меня… там?
– Ммм…
– Почему?
– Потому что это тебя дьявольски возбуждает, да и меня тоже. Это самая женственная твоя часть.
Анна бедром ощущала твердый пенис Филиппа.
– А я всегда была против орального секса. Я кажусь тебе мещанкой, да?
– Нет, только ирландской католичкой. Ты так красива, Анна. Ты самая красивая женщина, которую я когда-нибудь видел.
– Иди, иди ко мне. – Голос Анны прервался.
Когда все кончилось, Филипп принялся целовать ее веки, каждый раз повторяя:
– Анна, дорогая.
Она же ощутила на губах привкус соли от его слез.
– Этот раз ты был только со мной.
– Да, с тобой.
– Сейчас ты открылся полностью.
– Да.
– Так больше не скрывайся от меня, Филипп. Мне не вынести этого.
В ответ он только молча целовал ее губы.
Наконец-то они нашли его. Они нашли Джозефа.
Анне снилось, будто она бежит по длинному коридору, а сердце готово вот-вот вырваться наружу. Это госпиталь, вроде того, в котором находится ее мать. Джозеф здесь, в одной из палат за белой дверью.
Анна, волнуясь, сворачивает за угол и бежит вниз по лестнице, громко выкрикивая имя Джозефа, но в ответ – молчание и безразличие на лицах врачей в белых халатах. Они только пожимают плечами и проходят мимо. Но Джозеф здесь, Анна прекрасно знает об этом.
Она видит дверь с надписью: «Джозеф Красновский». Наконец-то она нашла его!
Анна с разбегу толкает дверь и оказывается в большой ярко освещенной комнате с настежь распахнутым окном. Занавески раздуваются от сильного ветра. Сердце готово остановиться. Она уже знает, что значит это широко раскрытое окно.
Медленно Анна подходит к постели. Голый человек лежит на кровати, его руки скрещены на груди.
– Джозеф! – кричит Анна. Но этот крин, как и полагалось во сне, похож на шепот.
У постели появляются люди в белых халатах, на их лицах – плохо скрываемое недовольство. Медленно, в унисон они качают головами.
– Нет. Он не может! Не может умереть просто так! – кричит Анна.
Тогда сестра медленно поворачивается и спокойно показывает на монитор у постели больного. На черном экране зеленая ровная полоска ясно говорит о том, что сердце уже давно перестало биться. А душа вышла из тела и вылетела в распахнутое окно, куда-то в вечность.
– Нет! – закричала Анна в отчаянии. – Нет! Филипп!
Он здесь же, большой, сильный, а руки его уверенно обнимают сейчас Анну. Она открыла глаза и посмотрела через его плечо на брезжущий из окна свет, не понимая, где она находится.
– Филипп! – прошептала она. – Мне приснился кошмарный сон.
– Пора вставать. Уже почти половина восьмого.
– Ну и что? Разве ты собираешься уходить куда-то?
– Нет. Просто это моя комната, поэтому уйти придется тебе.
– Ты что, собираешься меня выставить?
– Горничные скоро будут разносить чай в постель. Думаю, тебе не хотелось бы, чтобы они застали молодую хозяйку в кровати гостя? Иди.
– Черт побери!
Камин догорел, и в комнате было очень холодно. Анна быстро вскочила с постели и нашла свою одежду на полу.
– Ты бессердечный тип, Филипп, – произнесла она, вся дрожа. – Здесь же можно умереть от холода.
Когда она собралась наконец, то наклонилась к постели и поцеловала своего возлюбленного.
– Ничего похожего мне не приходилось испытать в жизни. А тебе?
– Тоже.
– Что ж, поверю тебе на слово.
– Конечно.
У двери она повернулась и послала Филиппу воздушный поцелуй. В ответ он улыбнулся ей. Анна закрыла за собой дверь и оказалась в холодном пустом коридоре.
Они уезжали из Грейт-Ло второго января. Анна с болью в сердце расставалась с Эвелин – ведь эта встреча могла оказаться последней. За прошедшую неделю Эвелин стала ближе Анне, которая увидела бабушку совсем другой, близкой по духу женщиной.
Анна из последних сил старалась не расплакаться.
– Я буду звонить тебе каждую неделю, бабушка. Сообщу, как мама. А как только ей можно будет путешествовать, я обязательно привезу ее в Англию, повидаться с тобой.
– Хорошо, – согласилась Эвелин. – Обязательно привези ее ко мне, прежде чем я уйду из этого мира. А теперь прощай, дитя мое.
Анна была подавлена и не могла произнести ни слова. Эвелин сама отстранилась от нее.
– Иди. Оставь прошлое и иди туда, где его тени не имеют власти.
– Такого места нет, бабушка.
– Нет, есть, дитя мое. Где-нибудь на вершине холма, где солнце светит особенно ярко. И помни, прошлое боится будущего. Иди в это будущее и забери с собой мать и своего удивительного мужчину.
Они подошли к старому «бентли». Уоллас сел за руль и надел кепи на седую голову.
– Готовы, мисс Анна?
Анна кивнула головой.
Лимузин тронулся по гравиевой дорожке. Анна долго махала рукой одинокой женской фигуре на пороге дома, а затем уткнулась лицом в грудь Филиппа.
Прошло немало времени, прежде чем она пришла в себя, открыла сумочку и поискала там зеркальце, чтобы привести в порядок заплаканное лицо.
– Господи, как мне жаль бабушку. И сколько у нее мужества. А что она хотела сказать, когда говорила о солнечном свете?
– Думаю, что это цитата из Уинстона Черчилля, не так ли, Уоллас? – сказал Филипп.
Уоллас слегка повернулся:
– Да, сэр. Совершенно верно. Во время войны Черчилль любил выступать по радио перед народом, и он говорил о холмах, освещенных солнцем, и о будущем, чтобы хоть как-то поддержать людей. По-моему, сказано великолепно, не правда ли, мисс Анна?
Анна устало улыбнулась в ответ.
– Не знаю, Уоллас, мне кажется, я никогда не увижу бабушку.
– Вы увидите ее, мисс Анна. Ведь вы обещали ей привезти сюда свою маму.
– Да. Вы правы.
– Мы были рады услышать, что ваша мама поправляется. Было ужасно узнать о случившемся.
– Спасибо.
– Ведь я возил мисс Кейт в школу, когда она была девочкой. И возил ее в этом же автомобиле. Да, она наделена особым духом и особой страстью к борьбе. Дочь явно унаследовала многое от отца.
Анна быстро взглянула на Филиппа.
– Я обязательно передам маме ваши слова, Уоллас. Думаю, ей это будет приятно слышать.
– И не беспокойтесь о миссис Годболд слишком сильно. Мы здесь затем, чтобы ухаживать за ней. Ее трудно, почти невозможно выбить из седла.
Через сорок минут они были в ньюкаслском аэропорту, купили билеты и оформили багаж. Анна на прощанье обняла Уолласа, отчего тот слегка покраснел.
– Позаботьтесь о своей маме. Прощайте, мисс Анна. Прощайте, сэр.
Они увидели, как старый шофер сел за руль «бентли», по-прежнему прямой и представительный в своей ливрее, и лимузин тронулся с места.
Аэропорт был переполнен людьми. Анна пробиралась вместе с Филиппом, боясь потеряться в толчее. Они купили газеты и кофе.
Анна твердо решила про себя, что это не последняя их встреча с Эвелин. Настанут и другие времена – счастливее и радостнее.
Постепенно печаль прошла, и на душе стало немного веселее. Анна наблюдала, как Филипп читает газету – сдвинув слегка черные брови от напряжения. Он был так красив… Так представителен и уверен в себе. Анна знала, что многие женщины хотели бы быть на ее месте.