В светлом отдалении улицы слышались шумные голоса. Топот прекратился.
— Верта-ай! — ревел Бровкин.
В отдалении шла группа людей. Впереди всех Тоня, размахивая белым капором. Она звонко смеялась. Два ночных сторожа дружелюбно беседовали с Боржевским.
— Господа, пожалуйста, не кричите так громко, — сказал один из них, подойдя. — Можно и покричать, но зачем же, как говорится, глотку драть?
— Ладно. Проходи, кикимора, — сказал Бровкин.
Тоня вскочила в пролетку.
— Трогай, извозчик.
— «Столичные» номера, барин, немного на виду, — неожиданно сказал тот, сочувственно повернувшись к Дурневу.
— А ты рассуждай больше! — крикнул Боржевский. — Подавай с переулка, с черного хода. Да мы на тройках вас еще обгоним. Трогай, с Богом.
Из двери дома вышли девушки и Прозоровский.
— Я вся с маслом, как блин, — говорила Эмма, смеясь и пожимая плечами.
Вскоре обе тройки их действительно обогнали. На ходу Дурневу и Тоне что-то оттуда говорили, махая шапками и муфтами. Одна тройка колесила от тротуара к тротуару, точно пьяная. На одном повороте они наткнулись на нее. На подножку к сидевшим в тройке влезал человек в кругленьком картузике, с виду похожий на подмастерья. Он висел еще на подножке, тщетно стараясь примоститься хотя сбоку на переднем сиденье, когда лошади уже взяли с места. И пока тройка не пропала из вида, было видно его мотавшуюся в неудобной позе фигуру.
На тротуаре, возле «Столичных» номеров с переулка их ожидал уже коридорный, который юрко повел их вверх, по лестнице.
— Пожалуйте, это для вас.
Он отворил дверь в небольшой номер с широкой кроватью и умывальником:
— Кроватку мы сейчас постелим. А прочие господа все прошли в третий номер.
— Я не пойду туда, — сказала Тоня, бросив муфту через весь номер на окно. Иван Андреевич стоял, осматриваясь.
— Ах, да раздевайтесь же вы, ради Бога, да велите подать чаю и коньяку.
Он позвонил.
— Слушаю-с, — сказал коридорный, и было такое впечатление, точно он все время торчал за дверью.
— Здесь холодно, — жаловалась Тоня, когда коридорный принес и то и другое.
Пока она пила чай и коньяк, коридорный с громом взбивал принесенные им свежие подушки.
— Ну, можете.
Она сделала ему знак уйти, встала и бросила шубку на кровать.
— Согрелась.
Ловким движением она расстегнула сзади крючок и разом сорвала с себя кофту. Юбка сама собою упала вниз, и она осталась в голубом корсете с голыми руками и в черном трико. Теперь ее фигурка походила на небольшую гибкую змейку в странном панцире, вставшую на хвост и внимательно смотревшую неподвижным взглядом.
— Выпейте и вы.
— Зачем?
Два красных пятна горели у нее под глазами.
Она схватила его за руку левой рукой и упругим движением притянула к себе.
— Снимите ваш великолепный сюртук. Что мы, венчаться, в самом деле, с вами приехали? Довольно глупо. Ну, ну, снимите, не рассуждайте.
Она ласково сняла с него сюртук и аккуратно повесила на спинку кровати.
— Маленький.
Она тронула его пальцами за подбородок и скорчила гримаску.
— Тоня, вы меня обманываете. Я вам противен.
Она иронически опустила уголки губ, потом опять неподвижно поглядела на него и отрицательно покачала головой.
— Да? — спросил Иван Андреевич, волнуясь.
Ему хотелось, чтобы девушка поняла, как она ему близка, как необходима в этот момент.
Тоня, продолжая смотреть неподвижно, серьезно кивнула головой. Он взял ее за тонкие маленькие круглые руки выше локтей, ощутив острую свежесть и вместе горячую теплоту ее тела, и вдруг вспомнил, что дверь не заперта.
Она уловила его мысль.
— Никто не войдет. Не надо.
Она прислушалась, вытянув шею, и вдруг вся плотно надвинулась на него. Ее маленькие, смугло-желтые плечи мелькнули близко, близко.
Влажные губы полураскрылись жадным движением.
Он легко поднял ее от пола и бросил на кровать. Еще раз странно близко мелькнула закинутая голова и вдруг рассыпавшиеся волосы.
— Больно.
С искаженным лицом она освободила прядь волос. Блеснул изгиб колен. Теплое трико скользнуло по лаку ботинки. Ощупывая твердый угловатый каблук, он дрожащими пальцами распутал ее ноги, и вдруг ощутил живое, волнующееся тело. Но оно было вялое, точно безжизненное. Тоня, слегка подняв голову, напряженно и озабоченно смотрела куда-то перед собой, и Иван Андреевич вдруг ощутил, что там, за его спиной, в направлении ее взгляда совершается какая-то тайная гадость. Подло скрипнула дверь. Не видя, он почувствовал на себе взгляды нескольких глаз.