Он печально посмотрел на нее. Его черные, выхоленные усики, изящно закрученные над ярко-красными губами, преувеличенно толстыми, выглядели сейчас жалкими. Глаза восточного типа, с коричневою тенью внизу, подернулись слезами, похожими на масло.
— Выслушайте меня, ради Бога! «Если хотите меня видеть, пишите». Писать, если я хочу ее видеть. Так может сказать только женщина.
Он яростно сжал кулаки.
— Впрочем, pardon! Ради Бога, не сердитесь. Клавдия, мы кончили! Или впрочем, еще…
Он вытащил фотографическую карточку и, загородивши ее от двери плечом, таинственно протянул Лиде. Она мельком взглянула на блондинку со вздернутым носом и брезгливо отстранила фотографию.
— Вам, я вижу, она не понравилась?
Он свистнул и спрятал карточку в карман.
— Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Приветствую!
Он сделал ей «под козырек» тремя растопыренными пальцами и, толстый, неповоротливый, все такой же беспомощный и этим по-прежнему, отчасти, симпатичный Лиде, пошел к себе.
— Да, — повернулся он в дверях, — разумеется, это между нами.
Она ничего не ответила ему.
— Да?
Он мягко улыбнулся, поклонился и исчез.
Лидии сделалось окончательно тошно, захотелось немедленно уйти.
XIX
Клавдия лежала на кровати. В комнате пахло эфиро-валериановыми каплями.
— Сядь, — попросила она Лиду, — такая невыразимая тоска. Не уходи. Я знаю, тебе самой плохо.
Она скучно посмотрела на Лиду. Лицо ее подергивалось неприятной судорогой в углах рта. Глаза готовы были заплакать.
Лида нехотя уселась на кровать.
— Я все более и более убеждаюсь, что мы с Сергеем разные люди.
Лида с нетерпением смотрела на нее. Какое ей, в сущности, дело до их семейных дрязг.
— Но ты только что говорила мне, — сказала она с раздражением, — что вы подходите друг к другу.
— Да, в идеале мы могли бы подходить.
Она перевернулась ничком и зарылась лицом в подушки.
— Я пойду, — сказала Лида.
— Не уходи. Я расплачусь.
Она заткнула уши пальцами и заболтала ногами.
— На меня что-то находит. Я не знаю, что. Реву целыми днями. Я боюсь, что я возненавижу Сергея. Ты видела: я ушла. Что он тебе говорил? Наверное, читал ее письма и показывал фотографию. Она вертит им, ставит ему разные условия, а он продолжает с нею няньчиться. Она диктует ему условия! Подумаешь!
Лиду немного забавляла вся эта нелепая сцена.
— Но я не понимаю, с какой стати ты вмешиваешься в его личную жизнь? Если свобода, то свобода.
— Ты думаешь, я себе противоречу? Нисколько.
— Он не вмешивается в твою жизнь и, наверное, не интересуется, с кем ты проводишь время.
— Он?!
Она вскочила с постели.
— Посмотрела бы ты, как он не вмешивается. Ах, с его, по крайней мере, стороны вся эта наша обоюдная свобода только на словах. Он устраивает мне мелкие сцены, придирается. Лучше бы уж ревновал открыто.
Лида расхохоталась.
— Но послушай, ведь ты же сама только что сделала ему точно такую же сцену.
— А потому, что это уже совсем нечто другое. Я могу простить ему мимолетную связь… то есть не простить… я не то хотела сказать… Я могу допустить. Но здесь же что-то прочное. Тут, понимаешь, привязанность.
Уткнувшись лицом в подушку, она начала хныкать.
— Но эти градации очень трудно установить, — сказала Лидия. — Где привязанность, а где серьезное.
— Потому, что девушка.
Ее заплаканное лицо было сейчас только смешно. Лида улыбнулась.
— Я, по крайней мере, всегда с уверенностью могу сказать, где у меня мимолетное увлечение и где привязанность. И я себе никогда не позволю, а Сергей — тряпка, тряпка и тряпка! Я презираю его.
Она, лежа ничком, заболтала ногами в воздухе.
— Если он не оставит ее, так и знай, я потребую развода. Достаточно с меня.
Она угрюмо приподнялась и села, свесив толстенькие ножки и опершись руками о матрац. Лицо ее сделалось старообразно и некрасиво.
— Сергей! — закричала она пронзительно. — Ради Бога, Лида, нажми кнопку, чтобы его позвали.
Лида позвонила и решительно встала, чтобы идти. Ей не хотелось присутствовать при дальнейших объяснениях этой комической четы.
Но Клавдия, к счастью, ее и не удерживала.
— Ты не помнишь, о чем «она» ему на этот раз пишет? — спросила она Лиду, прищуриваясь на окно. — Ах, не поняла? Ты просто не хочешь мне говорить. Я ведь слыхала, как этот осел орал тебе чуть ли не на весь дом: «пожалуйста, между нами». Я всегда привыкла думать, что мы с тобою две подруги.
Она возбужденно и враждебно смотрела на Лиду.