Потянув ее за собой, он опустился на пол, улегшись на одежду, валяющуюся под ногами.
— Почему мне каждый раз кажется лучше, чем предыдущий? — дрожащим голосом пролепетала Джин, уютно устроившись на нем сверху.
Дженк шумно вздохнул, высоко вздымая грудь, капли пота выступили у него на лбу, но черты лица расслабились, брови разошлись от переносицы, и на губах заиграла удовлетворенная полуулыбка. Джин слизнула струйку пота, стекающую по его виску и пальчиками прошлась по мягкой щетине, шее, спустилась на шерстяную грудь и вниз по дорожке волос, уходящей к паху. Дженк закрыл глаза, довольно заурчав.
Джин кончиками пальцев заскользила по животу и бедрам мужчины, тихонько царапая красными отполированными ноготками, а он, откинув голову на согнутую в локте левую руку, наблюдал за нею из-под длинных ресниц, правой слегка поглаживая по плечу и мягкой груди девушки.
«Как получилось, что я не могу ее отпустить? Эта строптивая испанская язва может довести до бешенства, но ей все равно. Она не боится зверя внутри меня… Она видела меня злым, бешеным, но продолжает тянуться ко мне…»
Светские львицы и модели, побывавшие в постели Дженка, казались ему скучными и пресными. Они тщательно следили за собой, не допуская ни одной оплошности во внешнем облике, тем самым походя на неестественных кукол, сплошь идеальные и поэтому одинаковые. Идеальный макияж даже в постели, тщательно отрепетированные стоны и втянутый живот, когда они обнажены. Джин была совсем другая — настоящая, горячая и наслаждающаяся. Она отдавалась ему целиком, теряла контроль в его объятьях, дарила невероятное чувство обладания.
Дженк и думать о ней забыл, когда она снова ворвалась в его жизнь. Тогда, в туалете клуба, он не просто получил сексуальную разрядку, нет… Это было похоже на вспышку яркого света, противоречивые эмоции не давали ему покоя, животная страсть жгла, а Джин наслаждалась этим диким сексом и похотью. Дженк жил словно в тумане, не находя радости ни в чем, снедаемый постоянными муками совести, которые глубоко прятал в себе. Вся его жизнь была этим туманным сном, но тут ворвалась она. Дженк ненавидел ее за прошлые злые выходки, ненавидел себя за грубость и жесткость, ненавидел зверя внутри, который вырывался наружу каждый раз, когда он впадал в бешенство. Сожалея о своей несдержанности, Дженк привез Джин к себе, но быть нежным и внимательным не получилось — своими язвительными фразами она вновь вывела его из себя и через несколько минут он имел эту строптивицу так, что тряслась вся мебель в квартире под аккомпанемент ее громких сладострастных стонов, которые звучали вместе с призывами не останавливаться.
Умом он понимал, что нужно расстаться с ней, но его оргазмы от ее тела, губ и рук были такие, что хотелось еще и еще, кровь бурлила, отравленная адреналином, и Дженк чувствовал себя живым. Джин часто провоцировала его, заставляла злиться, волноваться, ревновать, охотиться. Она искусно вела войну с ним, сдаваясь в нужный момент, отдаваясь на милость победителя, позволяя делать с собой что угодно. Ее податливость и покорность кружила голову и будила все животные желания. Дженк не мог бы отказаться от Джин, даже если бы захотел — слишком сладкие ощущения он получал рядом с ней. Он был королем, ее владыкой и господином, человеком в котором она остро нуждалась, которым искренне восхищалась, за широкую спину которого она пряталась от всех несчастий, и к которому бежала, чтобы не случилось. Для Джин он был самым лучшим, и она в полной мере давала ему возможность ощутить это. Сложно было представить кого-то, кто будил бы еще такую бурю противоречивых эмоций в Дженке, как Джин.
Дженк сам не заметил, как полностью расслабился. Закрыв глаза, он наслаждался нежными пальчиками, которые порхали по его телу, даря приятную негу. Джин лежала рядом, приподнявшись на локте, и смотрела него, осторожно ведя мягкой ладошкой по его груди, заросшей волосами. Увидев его избитую и искусанную правую руку с осадненной кожей на костяшках кулака и багровым следом от собственных зубов на предплечье, Джин приподняла и поднесла ее к губам, нежно поцеловав ранки, бросила немного смущенный виноватый взгляд на его лицо. Дженк погладил ее по щеке, мягко улыбнувшись. Она прошлась губами по его груди, коснулась соска, а потом скользнула ниже по животу. Заметив, что кожа под ее прикосновениями чуть заметно вздрогнула и покрылась мурашками, Джин еле заметно улыбнулась. Она сползла вниз, удобно устраиваясь между его разведенных ног и жарко выдохнула в ямку пупка, щекоча его волосами и прокладывая поцелуями дорожку все ниже, краем глаза замечая, как руки Дженка комкают одежду под ним.
Джин не сомневалась, что он сдерживается из последних сил — чувствовала грудью возбужденно подрагивающий член и слышала как дыхание ее мужчины становится все громче и приобретает оттенок хрипотцы. Опустив лицо вниз, она коснулась языком напряженной головки, услышав рык, вырвавшийся из его груди, подняла глаза и прошептала:
— Ты ведь хочешь этого?
Дженк приподнялся на локтях, всматриваясь в ее лицо. Джин облизнулась и, дохнув на блестящую багровую кожу, опустила голову вниз, обхватив член губами. Дженк согнул ноги в коленях и уже через несколько секунд ритмично толкался в горячий рот, встречая на своем пути то упругий язык, то нежную щеку. Руки Джин скользнули вверх, на ощупь нашли ладони Дженка и положили на то поднимавшуюся, то опускающуюся голову. Сильные мужские пальцы сжали смоляную гриву, задавая более быстрый темп, и Джин услышала его глухое урчание. В ответ она сладко застонала, сама получая удовольствие от происходящего. От ее тягучего «м-м-м-мммм!» у Дженка дрожь прошла от паха до самого копчика и он бурно кончил, прижимая ее к себе. Оторвавшись от него, Джин сглотнула и облизнулась как кошка. Дженк схватил ее за волосы и грубовато потянул к своему лицу, впившись жарким поцелуем в ее губы, только что ласкавшие его, языком раздвигая их и проникая в рот.
— Ты хотела, чтобы я ревновал? Ты получила то, что хотела. И больше не смей делать этого! Иначе это кончится плохо! — яростно сверкнув глазами, сказал он.
— Прости меня, я чуть не задохнулась от ревности… — прошептала Джин, устраиваясь на его груди. — Я снова была дрянью?
— Глупышка, — он нежно погладил ее по спине, — никому тебя не отдам.
— Ты — мой воздух, Дженк…