Я вздохнула, подбирая слова.
— Нет, нас никто не потерял. Послушай меня, пожалуйста. На празднике ты упал в обморок. Прошло почти четыре дня, и всё это время ты лежал под заклятием. Нужно было достать зелье, чтобы снять его.
— Меня заколдовали? — переспросил Калеб. — Кто?
— Это сложно объяснить. Пока неизвестно.
На лбу Калеба появилась морщинка. Он взволнованно смотрел на меня.
— И кто достал антидот?
— Я поехала за ингредиентами, — смущённо призналась я. — Вместе с Зои, Джеем и Лукасом. — В горле появился комок. — Знакомым Зои.
Я показала пальцем на пустой пузырёк, оставленный на тумбочке. Калеб долго смотрел на меня, не говоря ни слова.
— Извини, что я так немногословен, — хмуро сказал он. — Расскажешь?
— Я…
— Пожалуйста. Мне кажется, я могу знать.
И я сдалась. Рассказала ему всё, ничего не утаив. Калеб слушал молча, внимательно, лицо его менялось, он то многозначительно хмыкал, то понимающе кивал, то ложился, опираясь на локоть, то садился. Когда я закончила, то уголки его губ вдруг тронула мягкая, смущённая улыбка.
— Ты спасла меня, — сказал Калеб, потянулся ко мне, и я угодила в его крепкие объятия. Я прижалась к груди, обхватив спину, а он гладил мои волосы и чуть ли не плакал. — Моя милая, ты правда меня спасла.
— Да, да, — шептала я вне себя от радости, не веря, что мы наконец-то вместе. Мечты оказались не такими уж и нереальными: я могла теперь провести с Калебом вечность, говорить, танцевать, смотреть ему в глаза, сбегать с приёмов и целоваться в саду, а потом любоваться с ним на луну и звёзды. И больше никогда его не отпускать.
— Я так благодарен тебе, — сказал Калеб и посмотрел мне в глаза. — Я и представить не могу, чем ты пожертвовала ради меня.
— Ты достоин этого. — Я задержала дыхание и выпалила на одном вздохе, смутившись накативших чувств: — Я люблю тебя, Калеб.
Он помолчал, отстранился, разорвав объятие, и внимательно посмотрел в глаза, а затем взял моё лицо в ладони.
— Люди часто говорят эти слова, не подумав, но знаешь, что? Я тебе верю, моё солнце. Нет причин не верить. И я тоже люблю тебя.
Лицо Калеба засветилось от радости. Он смотрел с невероятной любовью, и я ощутила себя истинно счастливой, любимой и влюблённой. Ради этого настоящего момента стоило пережить столько притворства. Ради этих глаз, ради улыбки, ради нежных касаний и сбившегося дыхания.
Калеб поцеловал меня. Всё было как во сне.
Боже…
Кого я обманываю.
Только себя.
— Расскажешь мне? Пожалуйста.
…И я сдалась. Рассказала ему всё, не утаив ни капли. Калеб слушал молча, внимательно. Он то осуждающе хмыкал, то кивал, то смотрел в упор; то ложился, опираясь на локоть, то садился, подложив под спину подушку. Невыносимо было наблюдать, как его лицо меняется. Мне бы хотелось утаить многое, но я не упустила ни одной подробности. Язык не слушался, слова лились сами собой. Я будто потеряла контроль. Жаль, что даже не подумала над тем, чтобы соврать ему. Когда я закончила…
Когда я закончила, то поняла, что ему не понравилось то, что он услышал. Он сдвинул брови, вскинул будто бы надменно голову и сжал челюсти. Калеб начал говорить сам — говорить неприятные вещи, странные. Точнее, не странные, но те, которые я не ожидала услышать. Разговор был долгим и непростым. В какой-то момент мы оба встали и взволнованные заметались по комнате. Он ходил из стороны в сторону, я шла за ним. И вот мы оказались напротив друг друга. Лицо к лицу. Или маска к маске?
— Получается, что я должен быть благодарен вам всем? — говорил он, смотря на меня, словно я была злейшим врагом. Монстром. Чудовищем. — Вы убили фею, Опаску и Лукаса, отобрали у сирены кулон, разрушили чью-то судьбу и повесили это на меня? Так выходит?
Я не ожидала такого напора и пришлось оправдываться. Что ещё оставалось делать?
— Я понимаю, но это не так, Калеб, слышишь меня? — пыталась докричаться до него я. — Я не хотела, чтобы на тебе висел груз, я хотела помочь тебе. Я только и думала, что о том, как бы спасти тебя.
— Мне не нужно такое спасение, — жёстко оборвал меня Калеб, помотав головой. — Лучше бы…
— Что «лучше бы»? Хочешь сказать, что лучше бы ты… что? Погиб? — воскликнула я, ахнув.
— Да. Надо было не рисковать.
— Ты хоть понимаешь, что такое говоришь? — медленно произнесла я. Беспомощность вскипала внутри. — Ты не знаешь ничего о смерти.
— Лучше бы узнал я, чем кто-то из тех, кто пострадал.
Я много слышала о самоотверженности. Всегда казалось, что это нечто возвышенное, нечто, что присуще только тем, кто обладает чистой душой и любящим сердцем. К этому и надо стремиться: человек, готовый пожертвовать собой ради других — герой, не меньше. Но когда я очутилась один на один с Калебом — настоящая, свободная, храбрая —, я осознала, что теперь всё не так. Я подумала, что ничего Калеб не понимает. Ему лишь бы сказать громкое слово, заявить о якобы безупречном воспитании. Он что, правда предполагал, что умирать — просто? Твоя смерть, твоё «благородство» раздавит ещё многих после тебя. Даже обидно, что Калеб уничтожил во мне надежду на величественную в своей чистоте жертву. В его словах звучала напыщенность, а не человеколюбие.
Смог бы он пожертвовать собой ради чужого счастья, как это сделал Лукас? Говорить-то всегда легко. Я вдруг увидела в нём, в человеке, которого я любила и боготворила, трусость. Проблема в том, что от этого любить я Калеба не перестала.
— Это сложно, знаю. Но из-за твоей гибели пострадали бы многие люди, — сказала я, стараясь не потерять самообладание. — Подумай о родителях. Подумай обо мне.
Он на несколько секунд оторопел.
— А ты обо мне?
— Я думала о тебе всё время. Каждый день. Каждую минуту.
— Миранда, ты представляешь, как это — жить с таким грузом? Невыносимо знать, что из-за тебя погибли люди. Ради тебя! Они умерли, а ты теперь обязан жить! Так я должен себя чувствовать?
— Калеб… — Я опустила глаза. — Нет, не представляю.
— О чём ты вообще думала? Я не понимаю. — Он выдержал паузу и с отвращением оглядел меня. — Ты осознаёшь, что ты — убийца, Миранда?
— Да, — согласилась я, не имея сил спорить, и зажмурилась. — Я знаю. Это полностью моя вина, и я этого не хотела. Но я не понимаю, почему ты так говоришь. Мы же не враги, чтобы ты пытался задеть меня.
— Ты пытаешься обвинить меня. Знаешь, что? Я ухожу. Мне нужно время.
Он отстранился, сделав несколько шагов назад, в сторону двери. Я оторопела.
— Постой! Куда ты?
— Я не могу оставаться здесь.
— Ты собрался домой? Но сейчас глубокая ночь. Останься здесь, мы ещё не договорили.
— Нет, я не хочу больше находиться рядом с тобой, — нервно сказал он и вздохнул. — Извини, я чувствую, что должен так поступить.
Мне хотелось плакать и кричать.
— Ты уходишь от меня. Мы расстаёмся?
— Да. — Сердце у меня упало. — То есть… я не знаю. Но я бы ни на что не надеялся на твоём месте. Извини, Миранда. Пойми, мне до мурашек страшно. Я должен уйти.
— Калеб. Я люблю тебя, — только и успела сказать я прежде, чем дверь захлопнулась.
Я ждала, что он обернётся или, начав уходить, остановится, и я услышу приближающиеся шаги. Он вбежит в комнату и скажет, что тоже меня любит.
Но он ушёл.
Он правда ушёл.
Замок замер. Тишина поглотила пространство.
Я застыла посреди комнаты, не веря, что это правда происходит. Села на кровать. Легла на бок и сжалась в комок. Разум превратился в льдину. Я не знала, что делать, мной в ту же секунду овладело отчаяние. И предположить не могла, что счастье ускользнёт так легко.
Было бы намного лучше, если бы я сказала Калебу неправду. Придумала бы, что никто не погиб, а всё было тихо и мирно: спокойно поездили по королевствам, собрали травы в лесах, купили что-то у ведьм и сделали простенькое зелье. Безобидный рецепт, обычная поездка без жестокостей и даже без ссор. Ложь во спасение, только и всего. Притвориться, что ничего не случилось и всё по-прежнему. Я прежняя.