— Ради тебя я бы справилась. К тому же, мне нравятся и апельсины, и карамель, и зима. Я даже не против имени «Герман», — рассмеялась Диана.
— Сумасшедшая, — беззлобно выдохнула Виктория и улыбнулась. — Представь, тебя выдают за того, кого ты не любишь.
— Я смогу его полюбить. Главное, правильно выбрать. В браке нет ничего такого. Сначала достаточно просто уважать друг друга, а потом королевство бы сплотило нас, и чувства бы пришли.
— Ты слишком идеальная, Диана.
— Я скучная. Так мне обычно говорят: ты скучная.
— Каждый бы мечтал быть такой скучной. Для меня ты идеальная. Ты особенная.
— Подобное парни говорят наивным возлюбленным: «О, Пенелопа, ты такая особенная! Ты не похожа ни на одну девушку!»
— Да ну тебя, — рассмеялась Виктория. — «Пенелопа»! Правда. Я люблю тебя, Ди. Всегда помни это.
— Обещаю. Я не забуду.
Всё свершилось. Виктория сделала это. Явилась на день рождения, скрепя сердце оставила коробочку с помадой и письмом-обманкой среди других, и, сходя с ума, ждала. Она специально отстранилась от отца, Дианы и Кассандры, чтобы её не упрекнули за слишком печальный для вечеринки вид («Виктория, что за лицо? Ты пришла на день рождения! Порадуйся за кузину!») Предыдущие несколько недель подготовки и ожидания беды истощили её. Она сделалась меланхоличной и никак не могла держать лицо. Будто бы и не было занятий, когда её учили выдержке. Виктория чувствовала дурноту. Она сидела в углу, мелкими глотками пила воду и смотрела на всех, кто хотел её поприветствовать, потерянно. Неподалёку крутился задумчивый, одинокий чудак в зелёном галстуке — страдалец не хуже Вертера. Если присмотреться, то можно заметить, как в его глазах сияла и стонала умирающая влюблённость.
— Всё прекрасно, — шепнула ей в один момент счастливая Зои. — Она накрасилась помадой и ушла в комнату.
Виктория стояла в толпе, когда Калеб побледнел и упал. Она вздохнула, её губы дрогнули и изогнулись в усмешке. Вот оно, оказалось так неизбежно, случилось так быстро и так близко, на расстоянии нескольких шагов.
Из-за неё. Будто и не было ни Зои, ни Корделии. Лишь Виктория. Только её вина.
Она представляла, как не приносит коробочку или как кладёт туда обычную помаду. Делает, что угодно, чтобы не видеть, как вокруг вершится хаос в пустой борьбе за жизнь принца. Но потом одёргивала себя, вспоминая угрозы Корделии, потому что если бы ведьма их воплотила в жизнь, то больше ни в чём бы не осталось смысла. Уже не было ясно, что правильно, а что — нет. Да и разбираться некому. Виктория решила, что всё равно. Скоро она уйдёт. Позорно сбежит от семьи, трона, оставит нынешнюю жизнь позади, чтобы никогда не вернуться. Чтобы не вспоминать о том, что натворила. Она грезила лишь о флаконе русалочьего эликсира, о море и о спасительном забытье, потому что не смела грезить о том, чтобы Миранда осталась жива. У Виктории больше не было веры в лучшее, а была только в то, что Зои добьётся своего. Зло восторжествует. В этой сказке не будет хорошего конца.
Виктория наблюдала за путешествием Миранды. Уроки были забыты. Она сбегала из дворца и вместо занятий приезжала в дом Корделии. Вместе они часами сидели в гостиной, куда ведьма принесла магический стеклянный шар на подставке, пили горький травяной чай и смотрели. Виктория видела всё: встречу с Филиппом, ночное путешествие к очаровательной ведьме Анне и её жертвенность, столкновение с сиренами, долгий пророческий разговор с Опаской, слёзы Джея. Видела смерть. Много смерти. Смерть Лукаса. Смерть Опаски. Смерть феи, изменившую всё. Это убийство, одновременно очернившее и возвысившее Миранду, её же и спасло.
Та роковая схватка ещё долго появлялась у Виктории перед глазами. Пляшущий в воздухе нож, мечущаяся по сторонам фея, резкие движения Миранды и её решимость, поборовшая робость и страх. Крылья, отсечённые одним движением, и подрагивающее тело в фонтане. Виктория и Корделия наблюдали молча, не отрывая взгляда от шара и почти не моргая.
— Она далеко пойдёт, — негромко сказала Корделия, даже не вздрогнув, когда Миранда возвращалась в дом Филиппа.
— Ужас, — пробормотала Виктория, брезгливо отвернувшись.
— Я свяжусь с Зои. Миранда не должна умирать.
Виктория вопросительно посмотрела на Корделию, не зная, радоваться или грустить. Происходящее походило на плохую шутку.
— Зачем она тебе? — Она попыталась усмехнуться абсурдной догадке. — Заберёшь её в помощницы?
Абсурдная догадка оказалась верной.
— Было бы замечательно. Она такая юная, красивая и сильная. Зои будет не до тёмной магии, если она вернётся, а вот Миранде…
— Вы стали называть её по имени, — хмыкнула Виктория, удивившись. — Она не игрушка, чтобы вертеть её судьбой, как вам угодно. Если она вернётся, то останется с Калебом.
— Может, и останется, но я поговорю с ней. Ты же бросаешь свою жизнь, начинаешь всё с чистого листа. Может, и она захочет сделать то же самое?
Виктории казалось странным, что Корделия стала такой серьёзной и рассудительной. Обычно-то она сыпала усмешками и «дорогушами».
— С матерью у неё отношения не очень, как я понимаю. Лучшая подруга предала её.
— А вы в этом помогли.
— Идея-то была её. Мне неважно, что делать. Ведьмы слишком долго живут, чтобы постоянно переживать о судьбах других людей. Равнодушие молодит.
— Какие-то напыщенные глупости, — поморщилась Виктория.
— Только для тебя. — Корделия помолчала, смотря, как Миранда поднимается на второй этаж дома кондитера. — Миранда заслуживает лучшего. Вы-то с Зои сомневались, наговаривали на неё, якобы Миранда никогда не решится куда-то отправиться. А она решилась. Она фею убила ради любви. И она ещё не знает, что ждёт её потом. Лучше она будет у меня, чем среди тех, кто её не ценил и предавал.
Виктории стало смешно от того, как быстро Корделия забыла про Зои и стала следить только за Мирандой, как кузина ей понравилась. Корделия смотрела на Миранду и думала только о Миранде. Она верила в неё, загорелась ею и даже связалась с Зои, использовав старинный способ общения через книги. Только вот сообщение, похоже, не дошло до адресата. Но это теперь было и не важно. Виктория поняла, что Миранда не умрёт, и ей стало проще: она больше не сидела каждую минуту, ожидая подвоха. Но она всё равно была уверена, что не останется. Не передумала даже в момент, когда Миранда, Зои и Джей отправились на пегасах домой.
Миг встречи с Кассандрой окончательно всё определил. Виктория поняла, что во дворец она больше не вернётся никогда. До того разговора — последнего разговора с матерью — она никогда не думала, что слова имеют такую силу. Всего пять слов и две секунды. Они изменили, разрушили всё, что существовало в жизни Виктории до тех пор.
— Я не хочу быть королевой.
Кассандра заметно помрачнела: она нахмурилась, скрестила руки на груди и устремила на дочь ледяной взгляд.
— Неужели? А кто же тогда займёт престол, скажи на милость?
— Моя сестра. Она будет отличной правительницей, я уверена. — Виктория продумывала реплики часами, но всё было напрасно. Ей казалось, что она звучит робко и неубедительно. Кассандра хмыкнула и повысила тон:
— Глупая! Я столько лет готовила тебя, воспитывала, искала лучших гувернанток и учителей, чтобы ты стала достойной королевой. И вот так ты мне отплатила?
— Извини, такая жизнь не для меня, — пролепетала Виктория, съёжившись.
— Конечно, тебе хочется жизни без проблем! Купаться в роскоши, ничего не делать, вести себя по-хамски, капризничать, и чтобы все тебе прислуживали и восхваляли тебя! А ещё цветного единорога, чтобы скакать на нём целыми днями! — с иронией в голосе произнесла Кассандра. — Такого не случится, поняла?
Виктория побледнела. Грозный тон матери пугал её.
— Мама… — Но Кассандра только отвернулась от дочери и закрыла лицо руками.
— Ты мне больше не дочь. Убирайся отсюда.
Виктория медленно вышла из комнаты. Сначала она хотела подняться в спальню, как и планировала раньше, взять с собой какие-нибудь вещи, постучать к сестре и попрощаться. Однако потом решила, что ей не нужно никаких вещей и нет необходимости сыпать соль на раны.