Марион походила на полукошку – на голове двумя лопухами торчали большие кошачьи ушки. Органы слуха не имели аномалий, ей даже глухота не грозила. Хвост, как ни странно, отсутствовал.
Обеспокоенные родители не могли понять, что могло случиться – анализы у них были в норме, однако оба ребёнка носили кошачьи признаки. Они было подумали о вырождении нации, однако газеты, телевидение и База не кричали о вспышке аномалии. Тогда Томас стал шутить, что во всём виноваты гены жены, у которой в роду имелись кочевники-веры, живущие в тундре. Дескать, они там все дикие, вот и аукнулось.
Итак, в семье подрастали два котёнка. И насколько мало было хлопот с Еоном, настолько намучались с Марион.
Ей вечно не везло. В роддоме акушер пытался втихомолку продать её какому-то сомнительного вида типу. Спас отец. Детский сад меняли трижды – то воспитатель работал, спустя рукава, то детей набрали сплошь избалованных и драчливых, а в последний раз уже директор пытался продать малышку Дэ. Горе-продавцы пошли под суд, а Марион держали дома до самой школы. Поручили её подружке Кайсе, живущей по соседству, и так начались её школьные годы.
Когда случилась авария, унёсшая жизни родителей Кайсы, на место столкновения сбежались люди из ближайшего селения. Всё произошло далеко от родного города. Бессознательных девочек вытащили из машины. В сумочке мёртвой женщины обнаружили паспорт; по фотографии в графе «дети» удалось узнать Кайсу. Про вторую девочку же не было известно ничего.
Пожалуй, обеих отвезли бы по одному адресу… если бы не злосчастные ушки Марион. Дело в том, что их подобрали мурсиане – народ полудикий, взявший за правило жить, как жили предки. Совсем как кошки жить не получалось – всё-таки различия были весьма ощутимыми. Но мурсиане приспособились, создав поистине уникальную в развивающемся мире культуру.
Они одевались в шкуры, носили боевые перчатки-лапы с длинными острыми лезвиями; накладные – а нередко настоящие – уши и хвост. Жили в домах, похожих на домики для кошек, и заканчивали каждое предложение словом «мяу». Также они не прочь были полакомиться сырым мясом или рыбкой, но и от готовых блюд носа не воротили.
Кайсу повезли домой, её родителей – и двух пассажиров врезавшейся в них машины – похоронили с почестями в стороне от селения и задумались, как бы им оставить Марион у себя. Очнувшись, девочка удивлённо разглядывала лекарей и вождя. В ходе разговора выяснилось, что Марион потеряла память – видимо, сильно ударилась о спинку сидения.
Вождь, конечно, был рад. На ПлуМерке рождалось не так много полукошек – даже в его племени было всего пятеро – и он удочерил девочку. Её навали Чернышкой – по цвету волос и ушек. Рядом с похороненными возвели памятник-фальшивку и торжественно перекочевали на новое место.
Долгие годы Чернышка пыталась вспомнить своё «мурсианское» прошлое, но не преуспела. Она кочевала с племенем, училась охотиться, резвилась с другими детьми совсем как котёнок. Её порванную в аварии одежду выкинули ещё в первый день – на осмотре она была не нужна. Девочке подобрали подходящее чёрное меховое платьице - шкуры мурсиане носили под цвет волос – и выдали накладной хвост.
Однажды, во время переправы через море, налетел шторм. Судёнышки мурсиан расшвыряло в разные стороны, а Чернышка, не удержавшись, упала в воду. Отчаянно борясь с волнами, девочка успела зацепиться за какую-то доску.
Долгое время Чернышку носило по волнам. Хвост и сапожки потерялись, и сознание уже готовилось последовать за утраченным.
А потом её доску прибило к берегу. Девочка, с трудом проползя по гальке, рухнула на землю.
Шторм утихал. А где-то вдали собирались уцелевшие мурсиане и подсчитывали потери, жалея, что так и не нашли себе шамана – он бы предсказал погоду, и трагедии не случилось.
Еон
Моя сестра, которую я так долго оплакивал, оказалась жива! В тот момент меня переполняла только дикая боль. Помню, как мы стояли на холодном ветру; длинные волосы девушки взмётывал ветер, она испуганно поджала ушки. У меня кружилась голова, и я вёл себя так, будто она мне не родная. Не так должны встречаться люди после разлуки… длиной в жизнь. Слёз не было. Не тянуло её обнять. Я просто кричал, выплёскивая напряжение последних дней. Невидимая пружина в груди разжалась, я умолк. А Марион закрыла глаза, выдохнула… и предложила пойти в замок. То ли поняла, то ли решила проигнорировать мой психоз. Ещё бы, она теперь старше.
А мне было страшно. Теперь нас разделяла пропасть неизвестности, мы наверняка стали чужими. Почему всё так произошло? И что это со мной?