— Расскажи о процессе. Я живу в глухой провинции, до нас доходят не вести, а обрывки сплетен.
— Вряд ли узнаешь что-то новое. За семь лет множество людей допрошено, преступники задержаны и ожидают кары.
— Так уж и все преступники. — Колко съязвила Фани. Принц повелся на провокацию. Усадил девушку на колени, ибо она все время норовила выпасть из носилок и, сделав постное лицо, ханжески припечатал.
— Легко можно обмануть церковь, но ни в коем случае нельзя обмануть Бога!
— Так говорит король? — Спросила в район подбородка.
— Папа Климент V. Несколько лет назад издал буллу «Pastoralis praeeminentiae» («К провидению Христова наместника…»), в которой отдал приказ монархам христианского мира произвести аресты тамплиеров и конфискацию земель, движимого - недвижимого имущества. — В интонации проскользнуло нечто, что заставило насторожиться. Не так прост неожиданный попутчик. В голосе не злорадство и фанатизм, а скорее сожаление.
— Деньги правят миром?
Филипп дернулся, как от пощечины. Нервно обернулся и сквозь зубы процедил.
— Как, право-слово, тебе подобное пришло в голову! Не смей повторять глупости! Обвиняемые признались, что при вступлении в орден отреклись от Христа. Целовали в зад принимавших рыцарей, занимались мужеложством, поклонялись вместе с другими говорящему черепу, а также кошке, одержимой бесом. На своих тайных собраниях, кремировали умерших братьев и подмешивали пепел в общую трапезу. Тамплиеры-священники повинились, что во время мессы не произносили положенных слов, чтобы таинство не совершалось.
«Готичненько» — Эту мысль Фани благоразумно оставила при себе.
Не похоже, что сам вельможа верил во все сказанное. Небольшое пренебрежение проскальзывало в глазах и чуть кривой ухмылке. Фани с умным видом покивала, а потом брякнула невпопад.
— А почему содомия считается вероотступничеством? Разве не просто грех?
Сказать, что граф Пуатье удивился, это ничего не сказать. Подумал немного и решил, что провинциалка может просто не знать истинного значения слова.
— Странные речи для невинной девицы. — Вышеупомянутая скромница лишь пожала плечами, продолжая вопрошающе хлопать ресницами. — Мужеложство всем известный мусульманский обычай. Поэтому подчеркивает вероотступничество. Мусульмане — язычники. — Зачем-то уточнил он.
— Ясно.
Дальнейшее обсуждение пикантной темы продолжить не рискнула, да и носилки остановились. Филипп помог девушке спуститься. На радостях Фани едва не поцеловала грязные булыжники мостовой. Ее ощутимо штормило.
— Пройдем окружным путем.
— Скрываешься?
— Официально меня нет в городе.
И повел, едваль не под городской стеной. Девушка с открытым ртом смотрела на маленькие домики, построенные так близко, что, казалось, наползают друг на друга. Узкие витиеватые улочки. По дороге к ним присоеденились закутанные по самый подбородок в темные плащи молчаливые спутники. Двуручные мечи, шлемы и кольчуга выдавали в них воинов. Через двести шагов Фани совершенно потерялась в пространстве. Никогда не страдала топографическим кретинизмом, но тут…
К счастью провожатые шли уверенно. Петляя и протискиваясь дворами, вновь вышли к Храму. На мосту их встретил сухонький монах и пригласил следовать за собой. Незамечеными вошли в здание и укрылись на возвышении в темной нише. По периметру вытянулась стража. Обзор открывался замечательный, но ужасное зрелище глаз не радовало.
На верхних ступеньках лестницы Собора стояла четверка оборванных стариков. Их вид заставил содрогнуться. Девушка побледнела. Судилище перестало казаться забавной исторической постановкой. Неужели их прилюдно будут пытать? К горлу подкатил ком.
Люди все еще подтягивались. Заняли всю площадку у подножья лестницы и теперь теснились на переходах улочек. Народ принарядился как на праздник. Весело шумели, подсаживали детей на плечи, пинались, желая отвоевать лучшее место. Слишком дико, чересчур страшно. Зачем она здесь? Ах, да. Ключ. И отойти не смей, хоть закрывай глаза и уши.
— В центре Жак де Молэ. — Безразличный голос Филиппа, прямой взгляд. Привычное зрелище. Да и наблюдал с иной целью. Фани услышав знакомую фамилию, невольно вытянула шею.
— Справа или слева?