— За что? — Побелевшими губами прошептала пораженная до глубины души блондинка. Внутренности скрутило жгутом. Навалилось понимание, что актеры-смертники воплощают воистину ужасные сценарии. И ей предстоит стать одной из них.
— За то, что Гелиос, отец Пасифае, открыл Гефесту глаза на измену Афродиты с Аресом.
Фани затрясло. Смотреть на арену не было сил. Вполне хватило душераздирающих криков.
— Хуже человека твари нет. Неужели можно радоваться страданиям невинных?
— На арену смерти невиноватые не попадают. А совсем скоро и я получу сатисфакцию! Ну, наконец-то!
Тяжелые шаги, приветствие приглушенным голосом. Появился стражник, что за несколько монет согласился обменять одну пленницу на другую. В пышных одеждах и с тиарой на голове подмену никто и не заметит.
— Деньги.
Тугой кошелек перешел из рук в руки.
— Обожди, пересчитаю.
Звон металла. Сердитое сопение танцовщицы. Фани почувствовала новый прилив дурноты. В ушах зазвенело.
«И чего дома не сиделось? Муж, видите ли, попался непорядочный»
Несчастную жертву передали из рук в руки как бездушную марионетку. Грубо дернули за волосы, чтобы в тусклом свете лучше рассмотреть черты. Встречающая сторона осклабилась щербатым ртом, довольно кивнул римлянке. Та быстро юркнула в конуру, долженствующую представлять собой камеры и вывела тощую, грязную девчонку. Черные дорожки слез испещрили замурзанное лицо, на голых бедрах явственно проявлялись синюшные отпечатки пальцев и грязно-кровавые подтеки. Юлия всхлипнула, крепко обняла девушку и что-то зашептала ей на ухо.
— Что здесь происходит? — Тихий вкрадчивый голос мог так же звучать и на симпозиуме, и в сенате, и среди легионеров.
Свояк Юлии нервно вытер вспотевшие ладони о край тоги и попятился, в панике оглянувшись на нахмурившуюся танцовщицу. Римлянка сильно побледнела, но в глазах горел огонь решимости и упрямства. Продажный стражник живо ретировался в личную коморку и с шумом задвинул засов.
— Приветствую тебя, повелитель. — Плясунья присела в изящном поклоне.
— Я задал вопрос. — Мужчина медленно подошел и ласково откинул со лба Фани спутанные локоны. Та недоверчиво моргнула.
— Она видела копье.
— Род Юлиев, к которому принадлежит моя семья, берет начало от богини Венеры, никто из нас не станет причиной бессмысленной смерти. Тем паче, когда дева так красива.
— Это наверняка, решающий для тебя фактор. — С горечью отметила римлянка.
— Не ревнуй. Ты навсегда останешься особенной. — Грустная улыбка заставила Юлию всхлипнуть. — Заварила ты кашу, дитя мое. Что ж теперь делать со свидетелями?
— Я хотела спасти сестру.
— И одновременно убрать возможную соперницу?
— Ты видел ее танец.
— Не я один. Все знатные мужи Рима были в доме патриция. Но лишь ты вздумала ревновать.
— Я не могла отправить сестру на смерть. Этой рассказала, что предстояло выдержать бедняжке. Пусть закон будет суров и справедлив для других. Сестру и так жизнь покарала мужем-пьяницей. Не хлопай глазами, — обернулась она к возмущенному толстяку, — о тебе говорю! И осудили ее не из-за случайного убийства, а из-за того, что сдалась властям.
— Понимаю.
— Кто для тебя Нинон?
— Никто. Для меня существует лишь одна женщина. Это моя жена. Сколько бы дев не целовал, но возвращаться буду только к ней. Прости и смирись, наконец.
После этих слов Юлия засветилась точно ярко вспыхнувший факел. Подтолкнула Фани к мужчине.
— Уходите. А ты, гречанка, помни, лучше нам никогда не встреться в темном переулке.
Цезарь медленно кивнул и, подхватив пошатнувшуюся блондинку на руки, быстро вышел. Двое воинов следовали позади на некотором отдалении.
Вскоре в бараке остался только тонкий флер дорогих благовоний.