— А то зверье напрется и на приманку не купится. Завтра планируется большая охота.
«Хм…»
Работу закончили, когда солнце стояло уже высоко. Спину нещадно ломило. Шея, нос и руки покрылись красными солнечными ожогами. На ладонях поверх некрасивых цыпок, вздулись волдыри. Ногти сломаны, а волосы висели неопрятными сосульками. Сладковатый, тошнотворный запах смерти, казалось, въелся под кожу, а ощеренные лица мертвецов — отпечатались на сетчатке глаза.
В какой-то момент, Фани думала, что падет ничком на траву и прямо так заснет. Отлынивать никто не позволил. Несчастная блондинка носила камни и расчищала землю, выдергивая дерн.
— Здесь есть какой-нибудь ручей?
— Умыться бы не мешало. — Согласно кивнул Аттила. — Там за холмом небольшое озеро. Только говорят далеко заплывать опасно — русалки утащат.
Девушка устало кивнула. Русалки русалками, а запутаться в кореньях и водорослях легче легкого.
***
Водная гладь как манна небесная. Темные воды серебрились на солнце, манили долгожданной прохладой. Фани восхищенно всхлипнула. Как мало человеку нужно для счастья.
Аттила вынул из знакомого мешочка глиняный пузырек с дурно пахнущей смесью и сунул девушке в руки.
— Что это? — Оторопело спросила она.
— Мыло.
Фани с подозрением принюхалась и возмущенно уставилась на парня. Тот недоуменно пожал плечами.
— И что тебе не нравится? Старуха в жир и золу даже каких-то трав плеснула. Мойся, не забирай время.
Волосы после кустарного косметического средства стали еще грязнее, а кожу пекло точно после чрезвычайно жесткой щетки. Фани нырнула и выплыла на середину озера. Тут течение значительно холоднее. Яркое пятно привлекло внимание. Блондинка прищурилась, чтобы лучше разглядеть. Выше береговой линии, на солнышке стелился бело-красный цветочный ковер. Острый глаз выхватил белые бутоны, смутно напоминающие гвоздику. Позабыв все на свете, Фани коршуном кинулась к ним. «Мыльнянка» или как в детстве говорили «Собачье мыло». Зеленоватая пена от корней и цветков оказалась не столь пышной, как после парфюмированного мыла, но со своим делом справилась на «отлично». Блондинка почувствовала себя заново родившейся. Невдомек было, что за ней с все возрастающим интересом наблюдают черные глаза гунна. В душе он поклялся, что этой ночью прекрасная девица покорится ему.
***
— Какой дорогой мы идем?
— Мы обошли селение с другой стороны. Ты ж хотела смыть грязь в озере.
Фани безуспешно отбивалась от грубых заигрываний. В сердце закралась тревога. Ссориться не хотелось, но изменять вредному супругу не хотелось еще больше. Живой ум постоянно выискивал возможности отвлечь внимание настойчивого поклонника.
Вдалеке показалось вспаханное поле. Длинная свежая борозда терялась за горизонтом. На плоском широком камне лежал потертый кожаный мешок. Аттила с любопытством развязал его. На ладонь высыпались немолотые зерна ржи и кусок черствого хлеба. Гунн разломил ломоть надвое и протянул неожиданную добычу блондинке. Фани подошла ближе, приняла подношение, с удивлением разглядывая растения. Взяла колосок и растерла между пальцами, принюхалась, потом брезгливо вытерла руку о подол.
— Не ешь этот хлеб.
Аттила недоверчиво покосился.
— Только нечестивцы выбрасывают хлеб.
Девушка покачала головой.
— Эти колосья заражены грибом. Хлеб, скорее всего, ядовит.
— Ядовит?
— Колосья побиты спорыньей.
— Чем?
Фани беспомощно огляделась. Зловещее словосочетание «алкалоид эрготинин» вряд ли внушит доверие. Попыталась упростить объяснение до минимума.
— Человек, отведавший отравленный спорыньей хлеб, не отвечает за свои действия. Этот паразит вызывает подавленное состояние, галлюцинации и навязчивый страх.
— Как дурман-трава? — Обрадовался Аттила и с большим интересом пригляделся к изуродованным колосьям. Фани мучительно пыталась вспомнить симптомы эрготизма². Увы, химию и биологию изучала не столь углубленно как языки и литературу.
— От такой еды слепнут и умирают в муках! Тут и Святой Антоний³ не поможет. Лучше всего спалить, чтобы зараза не распространилась на посевы.
— Похоже, бродяжка не лгала. Дети в действительности погибли под обвалом.