раковым, однако сделано этого не было, что, конечно же, далеко не случайно.
£ Хотя гнев императрицы, как мы знаем, был направлен не на Одного только Н.И. Новикова, а против всех московских масо-фв, слишком уж ворошить это осиное гнездо Екатерина II почему-то не захотела. Не в последнюю очередь, надо думать, из-^ прикосновенности к нему своего сына и наследника Павла Петровича и близких к нему лиц.
После формальных допросов Н.Н. Трубецкой и И.П. Тургенев £доли высланы в свои деревни: первый — в село Никитовку под ^Воронежем, второй — в село Тургеневе Симбирской губернии51. Й.В. Лопухин же, после ознакомления Екатерины II с его ответами на опросные пункты, и вовсе был оставлен в Москве. Милости этой Иван Владимирович, по его собственному признанию, удостоился благодаря тому впечатлению, которое сумел |^оизвести на императрицу его опус. «Государыню, — писал он, — щронули мои ответы до слез, как я слышал от Василия Степановича Попова, который читал их перед нею, тоже в слезах»52. «Го-Щдарыня! — писал здесь И. В. Лопухин. — Я не злодей. Мать Оте-Щства! Я один из вернейших твоих подданных и сынов его. Мать фя! Я исполнен нежнейшей к тебе любовью. Никогда мысль одна щртив тебя не обращается в душе моей... Твой верный по гроб Щдданный И. Лопухин»55.
> й те преступники»54. Что уж тут говорить об историках. Разве мнений относительно удивительного исхода и подоплеки ого дела необычайно широк.
Невинным страдальцем, несчастной жертвой несправедли-| подозрения императрицы выставлял Н.И. Новикова сочув-эвавший ему Н.М. Карамзин. Как гражданин, отмечал он в ей записке от 10 декабря 1818 года на имя Александра I, он Ьлезною своею деятельностью заслуживал общественную при-пельность. Новиков как теософический мечтатель по крайней ■ не заслуживал темницы: он был жертвою подозрения извинившего, но несправедливого»55. Подчеркивая неправовой харак-рдействий императрицы, либеральная историография (А.Н. Пы-
В.О. Ключевский, А.А. Кизеветтер), как, впрочем, и во £гом шедшая в их русле советская историография не хотела в
то же время замечать противоправного характера деятельности самого Николая Ивановича.
Первым, кто нарушил эту традицию, был профессор М.В. Дов-нар-Запольский. Екатерина II, доказывал он, «поступала так, как только и мог поступать государь с убеждениями, в которые он веровал, а Новиков подвергся обычной участи общественного и политического деятеля, пошедшего вразрез с курсом правительства без надежд на возможность убедить его в правоте своих идеалов»56. Более того, если исходить не из либеральных представлений XX века, а из духа и нравов того времени, то Екатерина II поступила по отношению к Н.И. Новикову даже относительно мягко, считал он57.
Что касается Н.И. Новикова, то строже всего из исследователей подходил к нему В.В. Сиповский. Допрос Н.И. Новикова, по его убеждению, дает «много подозрений против него: он, очевидно, знает рискованных тайн больше, чем другие масоны. В своих показаниях он многое валит на Шварца, говорит, что подозревал его, что следил за ним раньше других. Он допускает мысль, что он с товарищами может быть обманут». В деятельности своей Н.И. Новиков шагал, по мнению Сиповского, нога в ногу со Шварцем: публикует сочинения не только мистиков, но и сочинения энциклопедистов, покупает и распространяет либеральные сочинения, принимает участие в сношениях с Павлом Петровичем, имеет на руках бумаги, от которых сам приходит в ужас, однако переписывает их и сохраняет. «Он в своих ответах Шешковскому несколько раз хитрит, запирается, говорит неправду, невольно обличая себя в следующих ответах или будучи обличаем показаниями других масонов». Два раза, напоминает В.В. Сиповский, Н.И. Новиков давал подписку, что не будет продавать запрещенных книг, однако тем не менее по-прежнему продолжал продавать их. В руки правительства попала писанная его рукой бумага, в которой запрещалось масонам преследовать иллюминатов. «Есть, наконец, основание думать, что правительством действительно было перехвачено писаное к нему письмо Вейсгаупта, основателя иллюми-натского ордена»5*.
На близких к В.В. Сиповскому позициях стоял и Я.Л. Бар-сков. Независимо от французской революции и книги А.А. Радищева, которого Екатерина II считала мартинистом, арест Н.И. Новикова представлялся ей необходимым, отмечал этот исследователь. «Интриги немецких розенкрейцеров против России с воцарением Фридриха-Вильгельма II для нее не были тайной, как и старая дружба прусского короля с наследником русского престо-ла. Она знала также, что царевича хотят привлечь московские розенкрейцеры, подчиненные берлинской Директории; круг замыкался сам собою. И государственные, и личные интересы побуждали императрицу искоренить тайные общества»59.