Любопытно, что и трехкратный братский поцелуй, которым так любили обмениваться наши руководители в недалеком прошлом с лидерами дружественных нам государств, тоже масонский по своему происхождению и трактуется как символ дружеского расположения, как, впрочем, и похлопывание правой рукой по левому плечу друг друга. Требование взаимной поддержки и взаимопомощи — одно из основных в масонской этике.
Важная роль в связи с этим отводится в масонстве особым масонским возгласам и прикосновениям как способу распознавания братьями друг друга вне помещений масонских лож. Ученик при этом поднимает под горло правую руку с оттянутым в сторону большим пальцем, остальные сжаты в виде наугольника, левая рука опущена вдоль туловища. Подмастерье правой рукой касается места сердца, отводит ее вправо и опускает вниз, левая рука опущена. Мастер кладет правую руку с оттянутым большим пальцем на левый бок, левая рука опущена. Определенные знаки присущи носителям каждой из высоких степеней. Наиболее известен «знак беды», используемый со степени мастера. Правая его нога отводится за левую, туловище слегка отклоняется назад, обе руки с переплетенными пальцами кладутся на голову ладонями вверх в сопровождении восклицания: «На помощь, дети Вдовы!» В США и Англии масон поднимает вертикально над головой ладони к небу, не скрещивая их, затем опускает с тремя малыми интервалами, произнося после каждого: «О Боже, мой Бог», а после третьего интервала восклицает: «Кто же придет на помощь сыну Вдовы!» Прочим ситуациям соответствуют другие знаки66. Любопытно, что, в отличие от «профанов», здороваться у масонов принято только левой рукой, так как согласно древнееврейской Каббале правая рука означает необходимость и зло, а левая — добро и свободу.
Считая себя братьями, масоны всех стран обращаются друг к другу только на «ты», независимо от своего должностного и социального положения. Яркий пример братской масонской солидарности и взаимопомощи приводит в своих воспоминаниях известный декабрист Г.С. Батеньков. «В одном из сражений в 1814 году, — пишет он, — в холодном и сыром январе месяце во
франции я, потерпевший многие раны и оставленный с трупами на поле сражения, был неприятельскими солдатами раздет до рубашки. Вслед за ними явились два офицера французской гвардии и обратили на меня внимание. Приникнув к моему лицу, удостоверились, что я жив, тотчас покрыли плащом убитого солдата и на своих руках донесли до шоссе через расстояние не менее полуверсты. Там сдали на фуры, собиравшие раненых, и строго приказали отвезти в госпиталь ближнего города и передать особому попечению медика. Впоследствии я узнал, что обязан спасением положению своей руки, которой закрывал одну из главных ран, случайно в виде масонского знака»61.
Показателен еще один случай, произошедший с другим русским офицером-масоном П.П. Ланским под Кульмом. Догоняя свой эскадрон, он случайно наткнулся на раненого француза, которого солдаты хотели было пристрелить. Собрав все свои силы, увидев русского офицера, бедняга в порыве отчаяния высоко вскинул обе руки над головой, скрестив пальцы ладонями наружу. Это был масонский крик о помощи. И он был услышан П.П. Ланским, который не только остановил солдат в их намерении, но и оказал раненому брату первую помощь.
Случаев таких в масонских воспоминаниях можно найти немало. Настораживает, правда, что направлена масонская солидарность в первую очередь на своих же братьев. На «профанов» она, как правило, не распространяется, что всегда вызывало у последних, надо сказать, смешанные чувства. В воспоминаниях П.Н. Милюкова о его летней поездке 1893 года во Францию есть любопытный эпизод. «Рано утром, — вспоминал он, — я спустился в ресторан отеля. В зале сидели поодаль и пили кофе два-три ранних посетителя. Я встретил тут и вчерашнего спутника по омнибусу и с ним разговорился. Не помню, почему разговор зашел о масонах. Он оказался сам масоном и заговорил о их всемогуществе во Франции. Чтобы доказать справедливость своих утверждений, он заметил: если бы мне сейчас здесь грозила опасность, мне было бы достаточно взять вот эту пепельницу и сделать условный жест. Я уверен, что кто-нибудь из присутствующих бросился бы мне на помощь. Проверить его слова не было повода, но они произвели на меня очень сильное впечатление: мне неоднократно впоследствии предлагали вступить в масонскую ложу. Я думаю, что это впечатление было одним из мотивов моего упорного отказа. Такая сила коллектива мне казалась несовместимой с сохранением индивидуальной свободы»68.